Лягушка на стене

Вечером собака сама подошла к лагерю, легла у палатки и дала себя погладить. Человек, который кормил ее, провел ладонью по спине Шельмы. Сквозь густую шкуру лайки легко прощупывались ребра и позвоночник. У крестца в «талии» собака была настолько тощая, что ее можно было перехватить ладонью. Шельма, когда ее гладили, дрожала всем телом, но не уходила.

Человек сходил к «Казанке», принес синее одеяло и положил у стены палатки, там, где был брезентовый навес от дождя.

На следующее утро Шельма спокойно с берега наблюдала, как отчаливает катер. А вечером, весело помахивая хвостом, Шельма у палатки встречала людей. Экспедиция увеличилась на одну живую душу.

Палатка простояла на берегу несколько дней. За этот срок Шельма научилась различать всех троих членов экспедиции не только по характеру, голосу и запаху, но и узнала, чем каждый из них занимается, и даже запомнила, как кого зовут, так как люди называли друг друга по именам. Первого, того, кто кормил Шельму и больше других заботился о ней, звали Володя. Он был большой, бородатый и очень любил лазать на высокие деревья. Второй, Коля, обращал на нее меньше внимания, хотя иногда давал ей какое-нибудь лакомство — кусочек сахару, конфету и горбушку белого хлеба. Этот Коля все время ходил с ружьем, стрелял крошечных птиц, но не варил их, а обдирал с них шкуру. Шельма недолюбливала его, потому что он однажды перетянул ее по спине хворостиной за то, что она хотела съесть одну застреленную им птицу. Третий участник экспедиции, Паша, был небольшого роста. Он совсем не обращал внимания на Шельму, только иногда бросал ей пустые банки из-под тушенки. Паша почти все время проводил в лодке. Чаще всего там он ремонтировал мотор, читал книгу или просто спал.

Однажды после завтрака люди стали стаскивать все вещи в катер, начиная от бочек с бензином и заканчивая посудой, продуктами и несъеденными кусками медвежьего мяса.

Шельма поняла, что люди уезжают навсегда, только тогда, когда один из них приподнял и отнес ее в сторону, чтобы она не мешала сворачивать палатку.

Люди уже были в лодке, уже был поднят якорь и запущен двигатель, а Шельма все стояла на берегу.

— Поехали? — спросил Паша, сидевший за баранкой катера. — Шельму берем?

— А как же, — сказал Володя. — Не зря же мы ее столько кормили, чтобы снова здесь оставить на голодную смерть. Вон как она на нас смотрит. Шельма, иди сюда! — крикнул он стоящей у самой воды собаке. — Поплыли!

Но Шельма, хотя и страшилась вновь остаться в одиночестве на безлюдном берегу, еще больше боялась снова оказаться в лодке в открытом море.

Володя выбрался на берег, легко взял Шельму на руки и пошел к катеру. Но обезумевшая от ужаса собака вырвалась и убежала. Тогда Володя ножом отрезал от выброшенного штормом, лежащего на берегу тонкого каната кусок, сделал из него петлю, подошел к испуганно присевшей Шельме, надел ей ошейник и затащил лайку в катер.

Когда Шельма увидела, что берег с ее алюминиевой конурой удаляется, она завыла и попыталась выпрыгнуть за борт. Тогда ее привязали. Шельма легла на дно, заползла под сиденье и тихонько заскулила. Паша дал полный газ, и катер понесся вдоль берега.

На море был штиль, и вскоре Шельма перестала скулить и задремала, убаюканная плавным бегом «Амура» по пологим морским волнам.

Она проснулась от того, что ее сначала прижало к стене, а потом над ней загремели выстрелы. Шельма вскочила. Лодка, закладывая крутые виражи, кружила на небольшом пятачке. Водитель лихорадочно крутил штурвал, а Володя, широко расставив ноги, чтобы не упасть на очередном вираже, торопливо перезаряжал ружье и палил по стае плывущих турпанов. Две утки неподвижно лежали на зеленой поверхности моря, а третья — подранок — плавала рядом с лодкой.

Врожденный охотничий инстинкт заглушил страхи Шельмы и перед лодкой, и перед морем. Собака не раздумывая перемахнула за борт, в ледяную воду Охотского моря — доставать подранка.

Но поводок, которым Шельма была привязана к стрингеру[28], натянулся, и собаку потащило к корме — под винт. Коля успел ножом полоснуть по японской веревке, и через секунду освобожденная Шельма плыла далеко за кормой. Лайка, прижав уши, высоко держа голову и не обращая внимания на крики сидящих в лодке, торопливо поплыла к бьющейся в агонии утке, кружившей на поверхности и оставлявшей за собой в зеленоватой морской воде яркий кровавый след.

Шельму втащили в лодку. Только тогда она отпустила утку. Путешественники еще раз подивились ее худобе — мокрая шерсть прилипла к телу собаки, на котором явственно проступили все ребра.

Шельма энергично отряхнулась (новые хозяева наградили ее теми же словами, которые употреблял в похожих ситуациях Хозяин), обнюхала турпана, забралась на нос катера — больше она не боялась ни моря, ни лодки и помнила только об охоте.

Охотники собрали с поверхности моря турпанов и снова поплыли вдоль берега.

Шельма легла на дно катера, под сиденье, там, где для нее заботливо постелили кусок синего одеяла.