Лягушка в сметане

– Ты ненасытный, – с нежным упреком сказала она, чувствуя, что против воли опять сама зажигается.

Кто бы сказал ей две недели назад, что она – женщина безрассудная, Варя никогда бы этому не поверила.

Время шло, бежало, ползло.

– Который час? – наконец спросила она Вадима.

Он посветил на часы своим тонким, как карандаш, фонариком.

– Два часа ночи.

Они лежали, тесно прижавшись друг к другу. Укрылись курткой Вадима. На Вариной куртке – поверх тех двух, неизвестно чьих, брошенных на пол.

– Расскажи мне что-нибудь о себе, – попросил Вадим.

– Я не знаю, – растерянно отозвалась Варя. – У меня прежде ничего такого выдающегося в жизни не было.

– А с нами сейчас происходит выдающееся?

– Еще бы! Лежим в подвале, на полу дачного дома, куда пробрались тайком, взломав замок, и который по большому счету мне и принадлежит, запертые снаружи каким-то вооруженным мужиком…

– Вон ты как… – протянул Вадим. – А я думал, ты имеешь в виду то, что произошло между нами.

– Ты имеешь в виду, что ЭТО – выдающееся?

– А ты так не считаешь?

– Считаю. Но я нарочно отшучиваюсь, потому что боюсь…

– Чего ты боишься? – удивился он.

– Сглазить боюсь. Нет, не совсем так… – Она помолчала. – Почему-то прежде я всегда инстинктивно боялась серьезных чувств. Наверное, поэтому и за Бориса вышла. Мне казалось, что правильно жить именно так: спокойно и расчетливо. Не в смысле – всё переводить на деньги. А в области чувств. Ведь если не чувствуешь к человеку, который живёт рядом с тобой, какой-то особой страсти, то и большую боль он тебе не доставит…

Вадим мысленно расхохотался. Он никогда не думал, что близкая по духу женщина прежде всего будет страдать теми же недостатками, что и он, и даже бояться того же…

Однако они ступили на узкую дорожку, такой мостик из одной досочки – идет бычок, качается, вздыхает на ходу. Пока не свалится. Это про них. Как, оказывается, глупо было бояться такого восхитительного чувства!

– Нет, Варюша, я вовсе не спрашивал тебя о выдающемся. Расскажи, какая ты была в школе. Чем увлекалась, кто тебе нравился?

– В школе я ходила в драматический кружок.

– Вон оно что! – понимающе проговорил Вадим. – То-то я никак одним словом не определю тебя. Кажется, что ты все время разная. А ты со мной играешь…

– Однако из такой мелочи ты делаешь такие далеко идущие выводы! – фыркнула Варя. – Увы, по сути я вовсе не актриса. А то, что показалась тебе играющей какую-то роль, легко объясняется. Просто я растерялась.

– Из-за моего появления?

– Нет, из-за того, что случилось… ну, понимаешь, когда в какой-то момент кажется, что не один человек умер, а вся жизнь рухнула.

– Ты испугалась, что осталась одна и тебе теперь не на кого надеяться?

– Наверное, от всего понемногу. Или ты считаешь, что случившееся со мной – вещь обычная, сплошь и рядом женщины в тридцать лет остаются вдовами?

В её голосе прозвучал надрыв. Что-то Вадим никак не настроится на прежнюю волну. Когда они дышали и чувствовали в унисон.

– А что там с драмкружком?

– Я играла Лизу Муромскую в «Барышне-крестьянке».

– Это пьеса такая?

– Это повесть Пушкина такая. А мы еёнаписали как пьесу. Я до сих пор помню, как должна была в финале сказать по-французски: «Мэ лессэ муа донк, мсье, ву зэт фу!» Оставьте меня, сударь, вы сошли с ума!

Вадим рассмеялся и опять прижал её к себе.

– Ах ты, моя актриса!

– Странно, – хмыкнула Варя, – я до сих пор ни разу об этом не вспоминала… Ладно, расскажу уж тебе всё. По ходу пьесы я должна была целовать одного нашего мальчика…

– Погоди, а в каком классе это было?

– В девятом. Вадик, перестань меня целовать, иначе я не могу сосредоточиться!

Он на минутку оторвался от неё.

– И как ты его целовала?

– Никак, я отказалась это делать.

– Целовать на виду у всех или вообще?

– Тебе хорошо смеяться. Он был такой задавака. Парням хвастался: захочу – любая герла моей будет. И при этом он так выговаривал это слово, как будто оно было матерным.

– Но этот же поцелуй не то, что целоваться с ним по желанию.

– Всё равно. Он с таким видом на меня смотрел, так своими губами двигал… не то что целовать – подходить к нему не хотелось.

– Надо было и тебе так же на него смотреть, с презрением.

– Сейчас, наверное, я бы смогла это сделать, но тогда… А руководительница драмкружка ничего не желала слушать, а только заявила, что не потерпит неподчинения… Дала мне понять, что на эту роль у неё очередь, а тут какая-то… По её мнению, вовсе не звезда…

– И на этом твоя актерская карьера кончилась?

– Кончилась, – со вздохом ответила Варя.

– А какая началась?

– Об этом я тебе потом расскажу. Лучше посмотри, который час.

Вадим опять взглянул на часы.

– Без пяти четыре. А что ты всё о времени беспокоишься?

Варя не ответила на его вопрос. Помолчала и слегка тряхнула головой, будто на что-то решаясь.

– Вадик, дай слово выполнить то, о чём я тебя попрошу.

– Нет, дорогая, в такие игрушки я не играю. Слово могу дать, только если знаю, в чём дело, и уверен, что смогу его сдержать. Скажи, что ты хочешь, а потом посмотрим.

– Утром, когда за нами придут…