— Что вы сказали, Александр Андреевич? — обеспокоился Острецов.
— Ничего. Я молчал. Возможно, кто-то произнес тост в Рыцарском зале, и сюда донеслось.
Тут же мраморный, с бурыми и черными вкраплениями камня, мужик подмигнул Ковригину: мол, всё путём. И заржал.
— Александр Андреевич, извините провинциала, — смиренно произнёс владелец (если он и впрямь владелец) Журина, домов в Шотландии, под Малагой и ещё неизвестно где. — Ваши интересы сейчас исключительно в Рыцарском зале, а я вас надолго отвлёк своим эгоистическим любопытством. Сейчас я препровожу вас к развлечениям, а сам займусь случаем с Каллипигой и площадью имени Каменной бабы. А потом мы как-нибудь вернёмся к разговору о Журине… Надеюсь, отыщутся записи и чертежи вашего батюшки. И ещё. Это мелочь. Но… Сейчас, я знаю, вы будете изучать подробности судеб не только Марины Мнишек, но и, скажем, царевны Софьи Алексеевны, Петровой сестры, может, и пьесу напишете… Личный мой интерес к Власьеву и стрелецкому полковнику Сухареву, если что обнаружится в архивах о них неожиданное, нижайше прошу сообщить мне об этом. Естественно, труд ваш и любезность сотрудничества со мной будут оплачены согласно моим финансовым возможностям… Конечно, неловко говорить об этом творческому человеку, но времена такие…
Ковригин выговорил в ответ нечто вежливо-обещающее.
Острецовым был подан ведомый ему сигнал, и под балкон южного фасада явились дворцовые служители промежуточной породы, явно без добродетельной выучки, если им и доверяли подавать завтраки хозяевам и гостям, то изящного произнесения слов "Овсянка, сэр!" от них ожидать пока не следовало. Один из них стал проводником Ковригина, другой открыл перед Острецовым экран ноутбука, и на нём высветилась площадь имени Каменной Бабы.
При возвращении в Рыцарский зал Ковригин вспоминал. Ацтеки. Лягушка по имени Тлальтекутли. С клыками и когтями на лапах. Не зверь это никакой! Не зверь! И не лягушка! Земля! Именно такой представляли ацтеки Землю!
Впрочем он, Ковригин, мог и напутать…
25
В Рыцарском зале ацтеки с лягушками и даже прекраснозадая Каллипига с нагловатым, но упорным голым мужиком были мгновенно забыты.
Над Большой Рекой было тихо и грустно, а здесь всё будто бы звенело, звякало и куралесило. Но вскоре Ковригину стало понятно, что не всё куралесило. И не все. Иные и грустили. Или даже дремали. Отсутствие Ковригина мало кого озаботило. Ну, если двух-трёх человек. Натали Свиридова, хотя и изобразила недовольство возмутительным поведением кавалера, ей обязанного столь шумным успехом и признанием, без него явно не скучала.
— Садись, садись, озорник! — распорядилась Свиридова. — И сдвинем бокалы! За нашу с тобой молодость!
— А-а! — поднял голову звезда театра и кино Пантюхов. — Караваев явился. Васенька, сейчас примется читать сонеты. Это уместно под готическими сводами.
— Пантюхов! — рассмеялась Свиридова. — Тебя сбросят с башни в ров на съедение львам! Хотя львы, возможно, тобой и побрезгуют. Здесь нет Караваевых. Это Сашенька Ковригин, автор пьесы "Маринкина башня"!
— Не всё ли равно! — определил Пантюхов. — Ковригин. Караваев. "Польское мясо". А вот львов во рву нет. Ров залит шампанским. А у меня с него икота и изжога. Хозяин, видно, у нас непьющий, не знает, что употребляют русские мужики. Как только такие извращенцы зарабатывают миллионы? Его же и в сауны не пригласят для доверительных контактов, и не позовут играть в бильярд при открытом буфете. Хорошо ещё хоть сидр не выставил!
— Ты, Пантюхов, несправедлив. Или невнимателен. Вон там коньяки с арманьками, ликёры из монастырских погребов. А справа от камина стойка именно с русскими напитками. Там принимают заказы от самого Головачёва.
— Ещё бы! Это же генерал Люфтваффе! — обрадовался Пантюхов. — Его вкусы известны всем!
— А пока ты дрых, приносили подносы с раками местного проживания и синежтурское пиво.
— И долго я дрых? — спросил Пантюхов.
— Уже и шелуху от раков убрали…
— Человек! — воскликнул Пантюхов, — и пальцы поднятой им руки защелкали удивительно громко. Будто кастаньеты.
— Есть пожелания? — сейчас же возник вблизи Пантюхова ловкий человек, вовсе не похожий на вчерашнего гарсона-консультанта из "Лягушек" Дантона-Гарика. Но, возможно, тоже Гарик.
— Чтобы было всё, как у нашего генерала Люфтваффе! — трубным голосом пожелал Пантюхов. — Кстати, этот генерал у меня в подчинении. Военная тайна. Но я вам её открываю.
— Слушаюсь! — и каблуки ловкого человека произвели звуки служебного понимания.