Лягушки

Надо было что-то менять в Понтряжкине. Объединить в нём бескорыстного плута, сующего нос порой, куда не надо, искателя истинных обстоятельств дел, с Мюнхгаузеном взлетающем на ядре в поисках острых гипотез. И надо было раскрошить сочинение на главы с заманными, как в старых романах, названиями: «Из этой главы читатель узнает о том, как Воздушный Корабль без команды был доставлен Бонапарту…» Ну и т. д.

Жил Ковригин в возбуждении. Но сам звонить Дувакину не собирался. Может, отпала нужда в Похвальном слове. А он, Ковригин, вроде бы осознал выгоду в предложенном ему деле. Но Дувакин позвонил.

– Подумал, Петя, подумал. И надумал… – утомлённым жизнью тоном произнёс Ковригин, зевнул даже, артист. – Так какие дирижабли, Петя, нам требуется прославлять: мягкие, жёсткие, полужёсткие? И к каким мачтам готовые причаливать?

– Ты… Ты что, издеваешься надо мной? – воскликнул Дувакин.

– Почему издеваюсь? – удивился Ковригин. – На самом деле дирижабли бывают разных конструкций: мягкие, полужёсткие, жёсткие, а потому и разных габаритов, мягкие – небольшие, для частных прогулок…

– Прекрати! – Дувакин уже кричал. – Ты шутки шутишь! А у меня серьёзные проблемы!

– Ладно, – обиженно заявил Ковригин. – Я сделал некие наброски, но ехать в Москву из-за всякой ерунды не имею желания… Являйся ко мне за набросками.

– Не могу, – сказал Дувакин. – Сижу под надзором.

– Всё так серьёзно? – спросил Ковригин.

– Да! Да! А ты этого не хочешь понять! Хорошо, пришлю курьера!

– Не Лоренцу ли Козимовну Шинэль? – обеспокоился Ковригин.

– Какую ещё Лоренцу Козимовну? – удивился Дувакин. – Не помню никакой Козимовны! И нет у меня денег на курьеров. Пригоню к тебе Хорошилова. Никуда не отлучайся. Жди.

– Слушай, если всё так серьёзно… И ты напуган… Я обязан тебя предупредить… У меня в сочинении есть шутки, какие могут вызвать раздражение твоих заказчиков, в особенности если они злые и шуток не понимают… А то ещё нарвёшься на их непонимание…

– Это уже моё дело! – мрачно сказал Дувакин. – Ничего не остаётся…

Хорошилов – фотограф моды, один из лучших, оказался и лихачом, прикатил чуть ли не через час, принял листочки Ковригина и отбыл в Москву.

Ковригин бродил по саду, а потом и по посёлковым улицам, возбуждение будоражило его, мобильный он держал в кармане, и вышло, что не зря.

Дувакин вечером (телефоном же) нагнал его возле участка Кардиганова-Амазонкина, кстати, в посёлке пока ещё по возвращению Ковригиным не замеченного. – Ковригин, ты гений! – услышал Ковригин.

– Ты так считаешь?

– И не только я.

– Кто ещё?

– Заказчики! Приняли на «ура»! У одной из влиятельных дам твой текст вызвал даже пупочный смех!

Ковригин пожелал узнать, каким Дувакин представляет себе пупочный смех влиятельной дамы, но его волновало другое:

– Мы не договаривались о чтении текста посторонними. Я просил прочитать мои намётки лишь тебя. Я тебя предупреждал, что ты можешь вляпаться…

– Ну и что?

– Как что? Разве ты не понял, что перед тобой туфта, враньё, игра ума, продукт фантазии, забава стареющего озорника. Если заказчики поймут это, тебе не поздоровится.

– А тебе?

– Мне-то с чего бы? Я не подносил им обман на блюде.

– Ты думаешь, они дураки? Нет. Они сразу оценили суть сочинения. Но что им, летал ли Бонапарт на Воздушном корабле, создавали ли против него секретное оружие. Главное для них – напомнить о дирижаблях.

– И что, – спросил Ковригин, – они не высказали ни одного замечания?

– Никаких замечаний! – весело, победителем, заговорил Дувакин. – Вот пожелание было высказано той самой влиятельной дамой, какую твой текст довёл до пупочного смеха, её слова. Мелкое пожелание. Упомянуть где-либо, хоть бы мимоходом, о ресторане-дирижабле «Чудеса в стратосфере». Правда, с выносом рекламы в самостоятельную картинку.

– И какова фамилия этой влиятельной дамы? – спросил Ковригин.

– Полина Львовна Быстрякова.

– А не Лоренца Козимовна Шинэль?

– Что ты пристал со своей Лоренцей Козимовной!? Не знаю такой. Повторяю – Полина Львовна Быстрякова.

– А про лягушки и виноградные улитки она ничего не пожелала?

– При чём тут лягушки и виноградные улитки! – раздраженно сказал Дувакин.

– В своей забаве я полагал, что дурачу кого-либо. А выходит, что дурачили меня…

– Я тебя не дурачил, – запыхтел Дувакин. – Деньги ты получишь такие, о каких и предположения не строил. Сочинение твоё мы дадим кусками в трёх номерах. Будто роман. И о продолжениях его объявим.

– А в Рубенсе, Марине Мнишек, царевне Софье Алексеевне нужды уже нет?

– Ну, понимаешь, Саша, сейчас главное – спасти журнал. А мне выкарабкаться из долговой ямы… И неси, сделай милость, свою пьесу о Мнишек…

– На всякий случай? – спросил Ковригин.

– На всякий случай… – вздохнул Дувакин. – Теперь всё зависит…