Лягушонок на асфальте (сборник)

вышла на крыльцо впереди мужчины, одетого в чесучовый костюм. Мужчина

столкнул с отмели красную лодку-однопарку, придирчиво наблюдал, как Тамара

огибает причал. Начальник станции. Дурнушка бы попросила отпустить лодку

без документа, наотрез бы отказал, красавица - персональную, пожалуйста,

бесплатно.

Яростью наполнились руки Вячеслава. Хотя весла раздирали пруд не под

самой поверхностью, вода кипела и снаружи.

Он правил к вышке, установленной на железных понтонах, но едва заметил,

что Тамара начала грести вдогонку, повернул ялик в сторону Южного моста.

Мост светло возвышался вдалеке на высоких быках.

Алюминиевой легкости Тамарина однопарка догоняла ялик. Вячеслав

подумал с ехидцей, что встречи со штурманом оказались для нее не без пользы.

А уж морячок-то, видимо, достиг, чего добивался.

Вячеслав гнал ялик без передышки. Его не покидала уверенность, что

Тамара скоро измотается и отстанет. Но как он ни кромсал воду, лодка упорно

подтягивалась к ялику.

Вася, сидевший на корме со сжатыми кулаками, внезапно принялся

раскачивать лодку.

- Прекрати, дьяволенок.

Вячеслав сшиб лопастью гребень волны, Васю окатило брызгами, но он

продолжал наклоняться вправо-влево. Вячеслав опять ударил веслом по воде, и

тогда Вася, мокрый, с наершившимися на макушке волосами, прыгнул в пруд.

Вячеслав машинально взмахнул веслами, а когда, испугавшись, затормозил,

Вася уже схватился за протянутую руку Тамары и она выдернула его из пруда и

было направила однопарку к пристани, но его настырный братишка

запротестовал, тыча пальцем по направлению к Южному мосту, и Тамара

погнала туда лодку.

Держа ялик поперек воля, фыркающих и шепелявящих пеной, Вячеслав

медленно поплыл за ними.

Они пристали к бетонной площадке возле боковой опоры моста, где лежали

плиты для облицовки дамбы, кабельные шпульки и пласты асбоцемента.

Подъезжая к центральным быкам, Вячеслав увидел, что Тамара полезла из-под

моста наверх, а Вася принялся стаскивать с себя мокрую одежду.

Как только проплыл под мостом, опять увидел Тамару. Она шла около

чугунной решетки, выкрашенной оловом, задержала прохожего, что-то взяла у

него, быстро бросилась на ту сторону моста, наперерез желто-голубому

трамваю.

Она спустилась на площадку, разожгла костер. Голенький Вася, зажавшись,

стал прыгать вокруг этого красивого огня. Вячеслава потянуло под мост, к ней, к

брату, но тут ему стало совестно перед Тамарой и Васей, и он, не глядя на них,

въехал под свод между срединными быками и посетовал, что это не Сцилла и

Харибда: они бы с двух сторон двинулись на ялик, а он бы не шевельнул весел,

и они бы раздавили его.

Он отплыл далеко от моста, когда Тамара и Вася вскарабкались по каменьям

на дамбу. Как малы они, эти два человека, перед высоковольтной мачтой,

вонзившей бетонные копыта в край горы, перед клетчатой поднебесной трубой,

из которой ветровые потоки выхлестывают дым, перед зданиями

теплоэлектроцентрали. Как дороги они ему, эти два крохотных человека. Они

машут руками и кричат. Неважно, что они кричат. Он не хочет слушать, а сам

почему-то поворачивает ухо навстречу ветру и ловит пригасающие в полете

слова.

- Мы тебя любим, Слава. - И немного позже: - Мы тебе прощаем.

Прощают. Спасибо. Но прощает ли он? Как подрос Вася! Какое у него

светлое сознание. Мама и Тамара - все равно что солнце и жаворонки в небе.

Надо же так соединить! Милый ты мой тюр-лю-лю. А Тамара! Она не была

такой прелестной! Смазливенькая была, толковая, но угловатая. Красавица, и

нежная в ней покорность, и даже гоняется за ним, и это не противно, и не

ощущаешь за этим потери достоинства.

7

Не думал Камаев, что с приездом старшего сына отношения в семье примут

тягостный оборот. Вася неохотно разговаривает с Вячеславом, притом еще и

огрызается. Всегда был незлобивым, а тут - волчонок. С ним, отцом, тоже

лишний раз не перемолвится, и то как бы по необходимости и снисходительным

тоном. Вячеслав почему-то ударился в саморазвлекательность: пьет вино

(мамочка родная старательно покупает), пляшет под радиолу барыню и чечетку,

шпарит солдатские анекдоты искусственно бравым голосом. И бывает словно

пацаненок: возьмется котенка манить гусиным пером, привязанным к нитке. За

этой беспечной дурашливостью легко угадать, что он старается побороть

недовольство им, отцом, и тоску о Тамаре. Вот и поговори честно. Рассказал

сыну правду, и он же ему чуть ли не враг и чуть ли не виновник опрометчивого

замужества Тамары. Не то Вячеслав выделил для ума, от чего он хотел его

предостеречь, а на то напирает в намеках и через всякие там притчи, будто он

полез к нему с советами по заскорузлому ханжеству и родственной зависти.

Чего только не напутает и не выкрутит человеческое сознание, которое не

находит решения? Он, Камаев, и сам мечется и мается и не находит решения,

потому что не может верить в чистоту тех, кто преступил любовь и верность.

Он-то повидал людей, и ему известно, какие худшие из них, случалось, самые

талантливые, стремясь к благополучию и к принятой норме жизни, маскировали

истинное желание даже перед собой и уж тут-то они казались расчудесными...