Лягушонок на асфальте (сборник)

примирить свое желание с отцовым ласковым умиротворением и состраданием,

отодвигающим ее в неведение, гнетущее и больное. Она не ожидала от себя, что

встанет и быстро выйдет из ресторана.

Очередь на теплоход разбухла, стала длинней. Маша вертко двигалась в

горячей толпе. Какое-то слепящее чувство владело ею, и она не различала лиц,

проплывающих мимо, и даже не узнала, хотя и останавливала на нем взгляд,

Владьку, который вел за собой магниево-седую старуху.

Едва Маша успела проскочить сквозь поток пассажиров - ее догнал отец.

Корил за вспыльчивость, просил вернуться в ресторан. Маша молчала. Ей

казалось, что ее душа каменеет от презрения к нему.

Он пошел расплатиться с официантом и забрать Игорешку, а ей спокойно

велел никуда не уходить. Это подстегнуло ее гнев. Она спустилась вниз и

побежала по береговым плиточным камням. И чем быстрей бежала, тем веселей

становилось на сердце. Минуя розовый дебаркадер, подскочила, взбрыкнув

ногами. И оглянулась на улюлюканье, раздавшееся на воде. Улюлюкали парни,

удившие с плоскодонки. Успела засечь, что кто-то чешет вслед за ней по берегу.

Не разобрала кто, а когда оглянулась, узнала Владьку.

Владька догнал Машу возле голубого дебаркадера.

- Странное ты создание, - выпалил он и пошел рядом, успокаивая дыхание.

- Ты что, караулил меня?

- Самомнения тебе не занимать.

- Ты хотел сказать - красоты?

- Хмы-хмы. Чудная, Константин Васильевич попросил тебя догнать. Мы с

бабушкой только зашли в ресторан, он показал на тебя в окно и послал в

погоню.

- Слушай, Владька, ты на кого-то похож. Погоди. В ресторане я видела

бывшую миллионершу. С ней брат. Между ним и тобой сходство.

- Его мать и моя бабушка родные сестры.

- Его мать и твоя бабушка... Если бы была жива мама моей мамы, а у нее -

сестра, а у этой сестры был бы сын, то кем бы доводился ей... Постой. Если бы...

- В шахматы не играешь. По математике три с натяжкой.

- Тоже мне оракул. Ты доводишься племянником ему и Наталье Федоровне.

- Точно.

- Почему их зовут французами?

- Приехали из Франции.

- Как туда попали?

- Попали их родители. И там появились на свет тетя Наташа и дядя Сергей.

- А как они все-таки попали во Францию?

- Эмигрировали.

- Для чего?

- Для спасения собственной жизни.

- От кого?

- Разумеется, от революционных масс.

- А что они сделали революционным массам?

- Неумеренное вопросничество простительно на стадии оспы-ветрянки.

- Ох-ох, до чего культурно!

- Повремени с иронией. Должна быть мера любопытства.

- Зачем?

- Как тебе... Я... Я догадался: ты обиделась на Константина Васильевича и

удрала из ресторана, но я не задал ни одного вопроса ни ему, ни тебе. Узнается.

Не узнается, стало быть, ваша размолвка несущественна и не представляет

морального и философского интереса. И второе: люди любят самораскрываться.

В моменты самораскрытия обнаруживается их сердцевина. Вопросничество, на

мой взгляд, обнаруживает только поверхность.

- Спасибо. А теперь иди в ресторан.

- Я подожду Константина Васильевича.

- Очень ты исполнительный!.. Да, профессор, объясните, кто такой Галуа.

- Опять?

- Не сердитесь. Я...

Улыбаясь, Маша крутанула пальцем у виска.

- Оно и заметно.

- Владька, сколько тебе лет? Последний вопрос на сегодня.

- Предположим - шестнадцать.

- Я презираю своего отчима. Но он справедливо доказывает: чем человек ни

проще, тем умней.

- Ладно. Квиты. А ты, ты, знаешь, ты - ничего.

- А ты, ты, знаешь, ты - чего. Они рассмеялись. Им стало легко.

Маша наклонилась над камнями, выбрала плиточку поглаже и кинула.

Плиточка побежала по воде, загибая к отражению голубого дебаркадера.

- Ловко ты печешь блины, - удивился он. - Давай посоревнуемся.

Он торопился, камни попадались бугорчатые, корявые, пускал их излишне

сильно, и они то врезались в воду, то длинно скакали - редко «пекли блины».

Сначала Маша ликовала, потом стала огорчаться. Дразня Владьку про себя

тютей, искала для него тонкие ровные камни и показывала, как надо их бросать,

чтобы они долго и часто рикошетили. Он хмурился, принимая плиточки, и «пек

блины» все хуже. И когда от досады готов был закричать, вспомнил, что

великолепно делает замки, и так запустил камень ввысь, что на миг потерял его

из вида. Камень падал ребром и набрал стрижиную стремительность. Замок

получился безукоризненный: плиточка вонзилась в воду со звонким звуком и ни

капелькой не брызнулась.

Вверх Маша бросала недалеко и не сумела сделать ни одного такого замка,

который сравнился бы с Владькиным. Это не распаляло ее самолюбия, как

недавно самолюбие Владьки. Напротив, она радовалась, что по замкам не могла

победить тютю, и сказала ему со счастливым изнеможением в голосе:

- Опять квиты!

Владька увидел Константина Васильевича и Игорешку. Они были еще

далеко, но Маша побежала вдоль берега. «Действительно, чокнутая. Чего

удирает? Ну, вошла в противоречие с отцом. Так разве нужно психовать, чтобы

знал весь город», - подумал Владька и стал поджидать Константина

Васильевича.

За мысом, едва Маша обогнула его, возник затон. На песке сох белесый

топляк - долго мок в воде. Затон был гладок, и когда море втискивалось в его

глубину одним из своих течений, он слегка вздувал мельхиоровую поверхность