Лялька, или Квартирный вопрос (сборник)

Но сейчас Лена испытывает к Алене сильнейшую, до слез, бессильную ненависть. Так было в детстве, когда плакала в кино. Там плохие герои прикидывались хорошими, а хорошие не ведали об их коварстве и обращались с плохими по-человечески. Лене хотелось встать и закричать в экран: «Не слушайте его! Не делайте! Он плохой!» Но она только бессильно плакала.

– Почему у тебя руки дрожат? – спросила Алена.

«Потому что мне хочется тебя задушить!» – был бы честный ответ. Лена не могла задушить Алену, как не могла кричать в кино, водворяя справедливость. И то и другое бессмысленно. Но хотя бы плюнуть в лицо? Ну, не плюнуть, так правду сказать?

– Сучка!

– Даже если так? – пожала плечами Алена.

Она не обиделась. Переглядывалась с мужчиной, который едва не уронил поднос. Заинтересованные мужские взгляды – лучшая броня от любых нападок. Пока на тебя смотрят с восхищением, стрелы оскорблений летят мимо, не раня и не царапая.

Спутница мужчины нервно оглянулась, чтобы проследить за его взглядом, понять, на кого он уставился. Алена победно улыбнулась.

– Сучка – это собака женского пола, – сказала она Лене. – Собака всегда любит того, кого уважает и боится, то есть самого сильного. Ты будешь кормить ее, лечить, сюсюкаться – собака привяжется к тебе. Но настоящая страсть – это когда она подчиняется со сломленной в экстазе волей. Только к тому, за кем она чувствует право и способность пинком отбросить ее в сторону. Глеб меня кормил и ласкал за ушком. Всё у нас было мило и пресно. А перед новым мужем я готова день и ночь стоять на задних лапках, и ползти за ним, и руки лизать…

– Потому что он богат. Если бы он был простым инженером, ты бы в его сторону не посмотрела.

– Мне очень нравится, что он богат! – с вызовом ответила Алена. – Это свидетельствует о его выдающихся способностях. Знаешь, как говорят американцы? Если ты такой умный, почему ты такой бедный?

– Потому что умный.

– Как? – не поняла Алена.

– Я такой бедный, потому что я умный. Отвечают русские американцам. Счастье не в золотых слитках, не в деньгах, машинах и дачах! Оно в человеческом сердце…

– Ла-ла-ла! – издевательски пропела, перебивая, Алена. – Не надо со мной разговаривать тоном коммунистки-пенсионерки! Ты еще про любовь к родине вспомни! Просто ты боишься признать, что твоя цена – Борис, старенький «москвич» и штопаные колготки. А моя цена – миллионер, «мерседес» и Монте-Карло.

– Все на «м», – усмехнулась Лена, – МММ, грандиозная афера и надувательство.

– Просто ты мне завидуешь! Большая Лена! Когда женщину называют большой, ее сравнивают с сундуком или танком, или с сундуком, помноженным на танк. У тебя размер ноги меньше моего и талия тоньше, а кто-то из нас Маленькая? Маленькая, удаленькая?

– Никому в жизни не желала плохого, – проговорила Лена тихо свои мысли вслух, – а тебе желаю! Только плохое! Вплоть до смертельных болезней.

– Тьфу, тьфу, тьфу, – суеверно сплюнула через плечо Алена. – Ладно тебе, Ленка! Чего ты злишься? Я же к тебе по-родственному, с открытой душой, за помощью, а ты проклятия посылаешь!

– Бросишь любовника? – хватается за ниточку надежды Лена. – Обо всем забудем, никто не узнает? Буду молчать, клянусь!

Пусть Глеб не ведает о предательстве. Как он любит Алену! Стоит ей войти в комнату, он улыбку удержать не может, весь светится.

– Нет! – покачала головой Алена. – Ты не поняла. Я уже вещи собрала, чемоданы в машине моего друга. – Она посмотрела на часы. – Через десять минут он за мной заедет. И мы отправляемся в путешествие, предсвадебное. – Она рассмеялась придуманному слову. – А тебя хочу попросить рассказать все Глебу. Я потом пришлю согласие на развод, письменное. Нас должны в ЗАГСе без проблем развести, детей-то нет, к счастью.

– Что? – гневно воскликнула Лена. – Ты хочешь бросить мужа и не находишь нужным с ним объясниться?

– Тише! Не ори, на нас оглядываются! Зачем мне с Глебом объясняться? Это ничего не изменит, только нервы трепать. Кроме того, у меня просто нет времени, могу на самолет опоздать.

– Опоздать? – переспросила Лена. – Но ведь было вчера, позавчера и еще несколько месяцев тому назад? Алена! Не добивай Глеба унижением! Это ужасно! Бросить человека и даже не извиниться?

– Ну-у-у! – протянула Алена, пряча глаза. – Я напишу ему письмо. Может быть. Из путешествия.

– Ничего ты не напишешь! Пожалуйста! Я тебя умоляю! Не уезжай, не поговорив с Глебом!

Алена развела руки в стороны – ничего не поделаешь. Достала пудреницу, кисточку и стала поправлять макияж.

Лена смотрела на нее с бессильной яростью. Почему, собственно, бессильной? Почему всем гадам и гадинам прощать – в кино, в жизни? Руки Лены задрожали сильнее, дрожь перекинулась на голову, ноги – все тело.

Посетители кафе опешили и несколько минут наблюдали редкую сцену. Сидели за столом две женщины, мирно беседовали. И вдруг одна хватает чашку с кофе и плещет в лицо другой. Потом в ход идут другие «снаряды» – стаканы с соком, тарелочки с пирожным…

Та, которую атакуют, истошно верещит. Та, которая нападает, кричит в голос:

– Сучка! Если ты из породы собак, то не живи с людьми!