Лям и Петрик

Петрик пробился сквозь толпу мужиков и инвалидов, окруживших панский выезд. Заколотилось сердце: сорвать повязку с глаза, показаться Лукьянову, и пускай он его узнает! Петрик может немало рассказать пану о фронте, о войне — весь базар заслушается. Ноги сами собой привели его в аптеку, где гости весело болтали с хозяином о сюрпризах к празднику, о делах на фронте.

Как только гости вошли, провизор, Переле и другая помощница бросили всех покупателей и занялись лукьяновскими дочками, которые беспрестанно требовали показать им то одно, то другое; и перед ними вырастали баночки, коробочки, сверкающие граненые флакончики, изукрашенные пестрыми бантиками. Пришедшие до них покупатели почтительно уступали место и даже сами заинтересовались богатыми барскими покупками.

Внезапно между богатым помещиком и провизором вырос Петрик. Лютая ненависть переполнила его, ударила в сердце, в голову, в ноги, затуманила взор, воспламенила лицо; вытекший глаз под повязкой стало жечь, как огнем. Он сдернул повязку с головы и приблизил лицо вплотную к налитой жиром, взбешенной физиономии барина. Однако вымолвить что-либо он был не в силах. Сердце у него зашлось и отняло речь.

Чьи-то руки в тот же миг схватили его сзади и в два счета выставили из аптеки. Дверь захлопнулась, и Петрик, униженный, отхлестанный, увидел себя на крылечке с повязкой в руке.

Он побрел по задним рядам базара, беспрестанно ругая себя за свою беспомощность, немоту. Ему бы собрать инвалидов, потолковать с ними, обратиться с речью к народу, толпившемуся на базарной площади, всколыхнуть его. Но как это сделать?

Базар начал разъезжаться. В это время со стороны моста подкатили три подводы с отпущенными на побывку солдатами. Внизу, на окраине, там, где обитают плотники, кузнецы, тотчас поднялась суматоха. Попозже всполошились и улицы на горе. Город бежал навстречу подводам. Люди кидались на шею раненым; слышались плач, радостные выкрики и расспросы, расспросы без конца. Петрик тоже подошел к подводам и увидел Ару Пустыльника; он похудел, отощал, на вытянувшемся лице торчали одни глаза. Жена и мать припали к нему и ни за что не отпускали. Он увидел Петрика и кивнул ему головой. Радость дрожью пробежала по телу и подтолкнула Петрика поближе.

[27]

Гайзоктер прибыл в местечко на несколько дней. Как рассказывает Саля, Гайзоктер в разговоре упомянул какого-то парня, который считался убитым и которого он, оказывается, видел в Киеве. Ара сразу же понесся к Гайзоктеру выяснить, о ком идет речь. И вот уже Петрик нетерпеливо мчится навстречу Аре.

— Ну?

— Гайзоктер клянется, что самолично с ним разговаривал. Лям служит в Киеве, в понтонном батальоне. Гайзоктер даже передал мне свой разговор с Лямом. «Как дела?» — спросил Лям, а Гайзоктер в ответ: «Дела идут. Бьем немцев». Я передал ему записку для Ляма, он обещал еще раз встретиться с ним.

Жена Ары и его мать, наверное, радовались, когда Петрик приходил к ним, потому что он действовал на Ару успокаивающе. Домашние не знают, куда деваться от придирок Ары. Он то сидит мрачный, молчаливый, безучастный ко всему, ни с кем слова не вымолвит, то вдруг вспылит, накинется, накричит; терзает и себя и других, хоть из дому беги. И все из-за пустяков! Черт его знает, что они там сделали с ним на войне!

Петрик договорился с Арой, что в ближайший базарный день он встретится с безногим. Если они с ним не договорятся, о чем и как беседовать с мужиками и солдатами, то найдут другой выход.

В глубине души Петрик не очень верил, что с Арой можно будет что-либо сделать. Слишком уж он раздражен. Правда, когда Петрик приходит, Ара ведет себя спокойно, иной раз даже пошутит, приласкает ребенка, на которого в другое время и не глянет. Петрик, который с удовольствием возится с мальчишкой, никак не поймет, отчего Ара так груб со своими, почему ненавидит свой дом. Ведь здесь можно и отдохнуть, и поправиться! Здесь исполняют все его прихоти, ходят перед ним на цыпочках. Жена всегда старается быть веселой, разговорами отвлечь его от всех невзгод.

Вот они сидят, пьют чай. Петрик забавляет малыша, на руках у него котенок. Ара прихлебывает из стакана, а сам краем уха слушает, как жена веселым голоском рассказывает о котенке:

— Каждое утро приносит домой лягушку. Мы его гоним, а он хоть бы что. Кладет свою замечательную добычу у стола, поглядывает на хозяйку, трется у ног, хочет показать, какой он молодец, совсем взрослый кот.

Ара ерзает на стуле, пробует прервать разговоры жены, но та не унимается. Он злится, смотрит в угол, за дверь и думает о том, что помойное ведро стоит весь день, грязь в нем скоро начнет бродить, а она все болтает. «И чего она болтает?»

А жена сразу чувствует, что он думает о ней: «Она», опять «она»! — и зеленеет вся. Но умолкнуть она не собирается. Ему приходит на ум ее дальняя родственница — маниак, которой он часто попрекает жену. Схватив котенка за передние лапки, Ара поднимает его и говорит с еле сдержанным раздражением:

— Поглядите-ка на этого маниака!

Жена и не обернулась в его сторону. Это еще больше взбесило его.