Лям и Петрик

Рано утром объявилась Элька. Она рассеянно поздоровалась с Тамарой и, прищурив глаза, нагнулась над Петриком. Его губа все еще не прошла.

Элька достала из кармана чистый носовой платок, сложила его и дала Петрику, чтобы он перевязал щеку.

— Тамарочка, — сказала Элька, — мы ненадолго уйдем, нам надо сходить в одно место.

На улице Элька взяла Петрика под руку. Он был парень рослый, к тому же носовой платок на лице смахивал на бороду и придавал ему вид настоящего мужчины. Они зашли в скверик. Все горечи, которые до сих пор мучали Петрика, отступили в сторону. Его охватило чувство гордости. Он стал сразу серьезным. Элька хочет с ним вести секретный разговор!

— А он где? — Петрик имел в виду Аршина.

— Мы с ним рассорились. — Элька отвернулась и стала смотреть в сторону. — Я еду работать в Екатеринослав. — И она замолчала.

Здесь, в скверике, прохлада раннего утра как бы притаилась вдали от шумных улиц, на которых весь день стоит грохот и пыль. В Элькином молчании Петрик угадывал глубокую боль, которую Элька старается подавить в себе.

Немного погодя она сказала;

— Тебе, Петрик, надо вернуться на плавни. Там работы хватит. Слушайся Кета, он знает что к чему. Передашь ему от меня посылочку, береги ее пуще глаза. Все рабочие должны объединиться против кровопийц; нужно не пугаться, не отступать, стоять твердо и быть начеку! Станешь человеком! Мы теряем одного, приходят сотни.

Какая-то большая сила беспрестанно приливала к сердцу Петрика. Его ошеломил этот необычный, неожиданный разговор. Он будет как Кет, он будет тянуться, сравняется с ним!

— Скоро лукьяновские батраки вернутся из плавней в экономию. Надо их подготовить, надо вести среди них работу. Через них надо связаться с крестьянами. Кет в курсе дела, а тебе надо слушаться его. Ступай к засольщикам! Пускай Кет читает с тобой книжки и наши листовки. Учись отличать, кто друг, кто враг. Сегодня я уж тебя не отпущу, а завтра пойдешь в плавни. Сегодня ты многое узнаешь. Аршин, кажется, переметнулся к Йотелю, помни об этом… — Она призадумалась и, понизив голос, продолжала: — Я уеду в Екатеринослав. Познакомлю тебя здесь с нашими товарищами. Возможно, что я направлю к тебе одного из наших. Да, возможно… он приедет сюда… Ара… Ара… Пустыльник… Я тебе дам знать… Будь человеком и помни, о чем я с тобой говорю. Помни, что тебе поручают. Будь выдержанным, спокойным… — Она перевела дыхание. — Пойдем, я куплю французских булок.

Петрик не мог прийти в себя. Когда Элька встала, он как бы очнулся и, потрясенный, посмотрел на нее: кажется, вот сейчас Элька поднимется ввысь и улетит, а вслед за ней и он.

Когда они с булками вернулись в сквер, Петрик еле выговорил:

— А как же Лям?

— Лям? Лям найдется. Он тоже явится к тебе. Ты его подучишь, будете работать вместе.

— Вот я и хочу сначала найти его.

— Чудак. Ведь работа не ждет. Тамара сама его найдет. Мы с Тамарой его найдем. Сегодня мы с тобой будем вместе. Позднее сходим на пляж, там нас дожидаются. А завтра с утра возвращайся в плавни и обязательно устраивайся там. Слушай дальше!

Он вспомнил, что там, в цехе засолки, творится что-то неслыханное. Может, уже началась забастовка, а он торчит здесь. В голове молнией сверкнула детская забастовка у Гайзоктера. Он жадно слушал Эльку, следил за каждым ее движением.

Теперь его тревожило и сбивало с толку одно: почему она вдруг вспомнила про Ару, Ару Пустыльника? Он-то тут при чем?

Ара Пустыльник вовсе не лишил себя жизни, как многие предполагали. Он перебрался в Одессу, появился там в своем длинном дорожном плаще с капюшоном. Приехав, он первым делом обнюхал своим крючковатым носом все уголки вокруг вокзала, затем направился туда, куда заворачивали трамваи, к центру города. Он бродил по Молдаванке, толкался среди ларьков со старым хламом, потом глазел на великолепное здание театра, к которому его привела широкая улица, где расположились богатые магазины, полные всяческого добра. Однако он боялся долго торчать здесь, чтобы не попасться на глаза кому-нибудь из земляков. По длинным прямым улицам, поражающим своей правильной планировкой и огромными домами, он вышел на открытое место и остановился удивленный. Он был в порту.

Ара прислонился к железному парапету и не мог оторвать взгляда от изумительного простора, от пароходной толчеи, от сооружений на воде, от ослепительной шири.

Он простоял здесь дотемна, а потом, в поисках места для ночлега, двинулся дорогой, по которой спускаются к берегу биндюжники. Нагорную часть Одессы, где магазины и склады, где полно сынков зажиточных из его города, приехавших сюда сдавать экзамены, он избегал. Ему претило все, что напоминало о родном городе.

Ара нашел приют в первом же попавшемся доме. Это была покосившаяся хибарка, в которой ютилась семья рабочего Дробника. В этом доме весь день стоял гул, потому что по соседству был шинок, приткнувшийся у самого шоссе, в двух шагах от порта.