Лямур, тужур и абажур

Об отце Маша не вспоминала, не было в ее жизни такого понятия. К тому же мама так часто твердила, что Маша была не нужна ему с самого начала, что девочка наконец уверилась, что мать права.

Скандал разразился, когда Маше было тринадцать лет. Маме на работу позвонила какая-то женщина, представилась женой ее бывшего мужа и очень просила, чтобы мама брала с ее мужа поменьше денег – дескать, у них трудное финансовое положение, она сейчас не работает, а у нее, матери, деньги и так есть, она зарабатывает гораздо больше, чем отец ее дочки.

Неизвестно, что ответила ей Машина мама – возможно, стала отнекиваться и объяснять, что денег с Машиного отца она никогда не брала, возможно, грубо обругала – она это умела. А скорее всего, просто повесила трубку. И поехала к бабушке, потому все происходило во время весенних каникул, и Маша жила там. Мама приехала днем, уйдя с работы, что было делом неслыханным.

Ух как она кричала! Оказывается, бабушка все это время поддерживала связь с Машиным отцом, рассказывала о Машиной жизни, показывала фотографии, брала у него деньги, на которые покупала Маше одежду и подарки вроде бы от себя. Бабушка пыталась оправдываться – она ничего плохого не делала, копейки из тех денег себе не взяла, ребенку пыталась жизнь облегчить…

Мать была в такой ярости, что Маше хотелось спрятаться в шкаф, чтобы не видеть малинового лица и капель пота, стекающих по подбородку на воротник очередного делового костюма. Или закрыть глаза и очутиться далеко-далеко от этой комнаты, которую Маша так любила, от воплей матери, ее колючего ненавидящего взгляда, ее ранящих слов.

Бабушка внезапно махнула рукой и села на диван, напряженно прислушиваясь к чему-то внутри себя.

– Чтобы я тебя больше возле ребенка не видела! – отчеканила мать холодным голосом, внезапно успокоившись. – Не смей даже звонить! Знать тебя не желаю!

Бабушка ничего не ответила, она сидела бледная, и губы ее дрожали.

Мама схватила Машу за руку и ушла. Всю дорогу они молчали, Маша боялась сказать хоть слово. Дома мать собрала все подарки, что Маша получала от бабушки за много лет и выбросила их в мусоропровод. Маша снова не посмела перечить.

– Чтобы больше не смела ходить к этой… к этой… – мать сделала над собой явственное усилие, чтобы не сорвалось бранное слово.

«Как они мне все надоели! – думала Маша, лежа ночью без сна. – Все время врут, уже невозможно понять, как же все обстоит на самом деле. Был ли он вообще – мой неизвестный папа? Если он есть и живет в нашем городе, отчего бабушка никогда о нем не говорила? Тоже врала…»

После того случая мама накупила Маше всевозможных тряпок, а также плеер, компьютер и еще многое другое. Теперь она никогда не отказывала Маше в деньгах, только просила сказать, на что они нужны. Деньги у мамы водились, она отлично зарабатывала, они поменяли квартиру, купили новую мебель, плазменный телевизор и музыкальный центр. Машина маме не требовалась, теперь каждое утро у подъезда ее ожидала служебная «Ауди» с водителем – солидным немногословным Михаилом Петровичем. Мама работала главным бухгалтером крупной торговой фирмы и буквально пропадала на службе. Но Маша не была предоставлена самой себе, мама нашла женщину, которая убирала квартиру, готовила и даже встречала иногда Машу, когда она возвращалась домой после художественной школы.

Это тоже было новшеством. Маша с детства хорошо рисовала – привыкла проводить долгие часы одна с альбомом и красками. Поначалу мама и слышать не хотела о рисовании – баловство это, несерьезное занятие, но после разрыва с бабушкой вдруг уступила.

Летом мама отправляла теперь Машу на теплое море – в Болгарию или в Турцию, на зимние каникулы – в Европу. Маша повидала много красивых городов, жизнь вообще повернулась к ней яркой стороной. А про бабушку она забыла. Просто все, связанное с бабушкой, вылетело у нее из головы.

– Простить себе не могу, что была такой скотиной. – Маша отпила остывший кофе и поморщилась, – просто наваждение какое-то на меня нашло, как будто одурманили…

– Ты давай покороче, к кулону переходи, – посоветовала я, поглядев на часы – как бы не опоздать…

Прошло два или три года, продолжала Маша, и как-то в доме раздался звонок. Звонила бабушкина старинная и очень близкая подруга тетя Валя. Ни о чем не спрашивая, она сухо сообщила, что бабушка очень больна и хочет видеть Машу. И пускай Маша поторопится, потому что промедление смерти подобно.

Маша прижала к груди пикающую трубку и села в прихожей прямо на пол, стараясь унять колотящееся сердце.

– Ты чего, Маш? – выглянула в прихожую домработница Дарья Ивановна. – Кто звонил-то?

– Да так… – выговорила непослушными губами Маша, – мальчишки из школы.

Дарья Ивановна скрылась на кухне, она в дела хозяев никогда не вмешивалась, у нее своих забот хватало. Зять с дочкой все время ссорились, раза два в неделю крупно скандалили и даже били посуду. Дарья Ивановна отдыхала в тишине Машиной квартиры от криков, жалоб соседей и визитов участкового.