Лианна Сереброволосая

– Потому что ты принц, а я бывшая рабыня, твоя любовница. Разве ты позволишь низкой женщине воспитывать твоего отпрыска?

Принц опустил глаза и о чём-то задумался. Неожиданно он встал и начал одеваться. Уже набросив на плечи плащ, он повернулся и сказал:

– Ты очень плохого мнения о себе… Разве ты не слышала, как кличут тебя в городе? Мои слова о любви – не пустой звук. И чтобы доказать это и успокоить твои глупые страхи, я сделаю тебя принцессой.

Пока Льяна переваривала слова Альдрика, он ушёл, сердито хлопнув дверью. Льяна услышала лишь властный голос во дворе, скрип открываемых ворот и удаляющийся топот копыт.

Набросив на голые плечи покрывало, Льяна подошла к окну. Тёмно-фиолетовое безоблачное небо, как всегда, сверкало мириадами крупных и мелких звёзд, словно россыпью драгоценных камней, сияющих на тёмном бархате. Льяна подняла взор к сверкающему небосводу, и звёздный блеск отразился в наполненных слезами глазах. Девушка редко плакала, но интересное положение сделало её более чувствительной. Как у любой женщины в её положении, у неё легко менялось настроение, и даже сильная радость могла вызвать слёзы. Ссора с любимым расстроила. Она и верила, и боялась поверить последним словам. Наверное, он сказал их, чтобы успокоить её, усыпить бдительность. Но, что бы ни говорил Альдрик, правду или ложь, а она твёрдо решила: этого ребёнка у неё не отнимут. Если понадобится, она даже решится на побег: уйдёт в горы, в лес, на болота, и никто никогда не найдёт её…

Дверь тихонько скрипнула и Льяна обернулась, втайне надеясь, что это вернулся Альдрик. Но вошла Семар – старшая из рабынь-виолок. За последние месяцы Льяна и Семар очень сдружились, несмотря на разницу в возрасте. Виолка стала для Льяны вроде старшей сестры. Она рассказывала ей о виольской культуре и обычаях, религии и философии. Многое в виольской культуре нравилось впитландке, она с удовольствием переняла некоторые обычаи и верования. Виолки считали Льяну чуть ли не богиней, и называли Святой Лианной, искренне веря, что она земное воплощение их Богини-Матери, которой они поклонялись. Но уважение и благоговение не мешало виолкам относиться к госпоже, как к равной, но более умелой и опытной сестре. Виолки, даже не состоящие в кровном родстве, называли друг друга «сестра», и вели себя, как сёстры: ссорились, мирились, даже дрались иногда, но смертельные поединки были запрещены. Убийство сестры виолки считалось смертным грехом, таким же тяжёлым, как и нарушение клятвы верности.

– Я слышала ссору, – сказала Семар. – Он обидел тебя, регина?

Девушки называли Льяну «регина», что с их языка переводилось как «старшая, главная, вождь», а не «госпожа», как должны были обращаться слуги. Но Льяна не возражала. Такое обращение льстило.

Семар говорила с милым акцентом, но вполне понятно. Вообще, все виолки оказались очень способными и легко учились. За два месяца они не только освоили ассветский язык, но изучили все показанные Льяной приёмы раторрской борьбы. Обладая безграничным терпением и трудолюбием, они от рассвета до заката отрабатывали то или иное упражнение, пока не доводили его до совершенства. А, так как они от природы и, благодаря особому воспитанию, были сильнее и быстрее учительницы, то вскоре во многом её превзошли. Но это нисколько не уменьшало их уважения к регине, ведь учитель навсегда остаётся для ученика учителем, даже если тот со временем и превзойдёт наставника.

– Нет.

Льяна вытерла ладонью глаза и отвернулась, стыдясь невольных слёз.

– Ты плачешь… Ни один мужчина не стоит слёз женщины.

– Возможно, ты и права… Но я плачу не из-за него.

– Тогда почему?

– Не знаю, – пожала плечами Льяна. – В последнее время я стала такой плаксой… Наверное, это из-за маленького, – она нежно прижала к животу руку и ощутила лёгкий толчок в ладонь. – Он брыкается! – счастливо заулыбалась.

– Думаешь, это будет мальчик?

– Не знаю.

– Почему же ты говоришь «он»?

– Я имею в виду, ребёнок, малыш, дитя.

– Понятно… А кого ты сама хочешь?

– Мне всё равно. Буду рада и мальчику, и девочке.

– На Виоле у меня остались трое сыновей. К сожалению, Богиня-Мать не дала мне ни одной дочери… Раньше я сердилась на неё, а сейчас думаю, что это к лучшему: я не хотела бы, чтобы моя дочь росла сиротой.

Льяна уже знала, что дочери для виолок главнее сыновей. Девочка – наследница и продолжательница рода матери, а сын – досадный довесок. Мальчиков по достижении пятилетнего возраста отдавали отцу, который дальше воспитывал его сам, а дочь оставалась с матерью до совершеннолетия, которое наступало в шестнадцать лет. Потому Семар и не считала оставшихся на Виоле сыновей сиротами – они проживали с отцом в мужском селении.

Семар впервые заговорила о детях. Раньше Льяна и не подозревала, что виолка – трижды мать.

– Тебе не жалко сыновей? – спросила она.

– Почему я должна их жалеть? – искренне удивилась виолка. – Они мужчины и вырастут мужчинами.

– А мне до сих пор жаль отобранного сына…

– У тебя есть сын?