– Да… В шестнадцать лет я родила мальчика, но его отец забрал малыша прямо от моего лона… Я чуть с ума не сошла! Его воспитывает чужая женщина, которую он, возможно, называет мамой… Когда я думаю об этом, то готова убить!
– Не стоит так расстраиваться из-за мальчишки… Вот если бы это была дочь – тогда можно и нужно было бы свернуть наглецу шею. А сын и так принадлежит ему. Плохо, конечно, что он не знает родительницы, но на это, вероятно, была воля Богини-Матери. Если она захочет, то вернёт тебе сына, а если будет её воля, подарит сейчас дочь.
– Да… Девочка, это хорошо, – мечтательно произнесла Льяна.
– Если хочешь, я принесу жертву и попрошу Богиню-Мать, чтобы она послала тебе дочь.
– Если тебе не трудно, Семар… И если у меня родится дочь, я тоже принесу Богине жертву.
*
Несколько дней Альдрик не появлялся в домике на окраине, и от него не приходило никаких известий. Льяна терялась в догадках и сердилась, но не хотела унижаться и посылать гонца в дом лорда Брестона, чтобы узнать что-нибудь о возлюбленном. Она продолжала тренировки с виолками, и вообще, вела себя так, словно ничего не случилось: ходила на рынок, управляла домом и учила виолок приёмам раторрской борьбы. Она постоянно повторяла ученицам, что учиться никогда не поздно и не стыдно, и, если они узнают или увидят что-то новое, то пусть научатся этому.
Однажды на рынке Льяна увидела, как стражники поймали вора-карманника. Худенький тщедушный юноша успешно отбивался от стражей какой-то штуковиной, зажатой в руке, разбив нескольким воинам головы, и только наброшенная на драчуна сеть смогла его остановить.
Льяна подкупила сопровождавших воришку в тюрьму стражников и забрала его себе. Пообещав отпустить на все четыре стороны, она уговорила его научить и её так же драться. Воришка с удовольствием поделился со странной госпожой знаниями, рассказав о бате – деревянной колотушке для колки орехов, и показал несколько эффективных приёмов. Он также научил женщину управляться с шёлковым шнурком-удавкой, и не подозревая, что это нехитрое и неприметное оружие станет обязательным атрибутом будущей касты виолок-телохранителей, их фирменной фишкой, таким же обязательным и значащим, как меч и нож; и ни одна истинная виолка не выйдет из дома, не прицепив к поясу ножны и шнурок.
*
Наконец, после почти шестидневного молчания, Альдрик напомнил о себе. К дому Льяны прибыли роскошные носилки, и сопровождающий их слуга передал девушке небольшой сундук и запечатанный свиток, с личным оттиском принца Альдрика. Льяна с любопытством развернула письмо и прочла, что принц просит её надеть присланные одежды и прибыть в храм Небесных Покровителей. Уже догадываясь, но, ещё не веря окончательно, Льяна приказала виолкам переодеться в парадную одежду, взять оружие и сопровождать её к храму. Затем, выполняя просьбу принца, переоделась в роскошное платье, лежавшее в сундуке, и надела подаренные украшения. Волосы она спрятала под жемчужной шапочкой и подвела чёрной краской глаза. Прекрасная и сияющая, она взошла на носилки, восемь мускулистых рабов подняли их и быстрым шагом понесли по улице. Редкие прохожие оглядывались вслед процессии, но их удивляла не столько госпожа, восседающая на носилках, сколько девушки-рабыни, вооружённые мечами, как воины. Они шли вслед за носилками, одинаковые и бесстрастные, как статуи, поддерживающие крышу храма.
Возле культового сооружения собралась небольшая толпа, в основном, местные вельможи и зажиточные горожане. Все с любопытством смотрели на девушку и её кортеж. На ступенях Льяну встретил один из младших жрецов и проводил внутрь, приказав виолкам оставаться снаружи. Они, конечно же, не послушались, потому что выполняли только приказы госпожи, но Льяна знаком велела им остаться.
Возле алтаря Льяну ожидал принц Альдрик, а в стороне стояли свидетели: лорд Брестон, его старший сын и несколько самых богатых и уважаемых вельмож. Жрец подвел девушку к алтарю и вложил её руку в руку жениха. Главный жрец, обращаясь к присутствующим, произнёс речь, восхваляя достоинства жениха и невесты, затем вознёс хвалу богам, а потом попросил богиню любви и семьи Дариту особого покровительства вступающим в брак. Затем он попросил жениха и невесту произнести брачные клятвы. Альдрик, глядя на Льяну, сказал:
– Я, Альдрик Латорийский из рода Вогезов, беру в жёны эту женщину, и клянусь перед богами и свидетелями, почитать и любить её до конца своих дней, не иметь других жён, кроме неё, и родить детей только от этой женщины.
Клятва принца вызвала у присутствующих лёгкое недоумение, но каждый волен говорить то, что пожелает, главное, чтобы потом обещания были выполнены. А если, случайно или намеренно, кто-либо из супругов забудет клятвенные слова, его вторая половина может напомнить о них, показав свиток, в котором в точности записаны все обещания. Для этого в углу сидел специальный писец, лихорадочно строчащий на листке пергамента.
Когда подошла очередь девушки произносить брачную клятву, Льяна посмотрела в глаза Альдрика и произнесла: