Он смотрит на меня так, будто хочет убить и скормить раг’аэне. Этот взгляд — злой, в упор, я очень хорошо знаю. Равно как знаю эти хищно раскрывшиеся крылья носа. В эту минуту я вспоминаю другой нос, и, кажется, понимаю, в чем дело: Лайтнер К’ярд злится, потому что я побила его девушку.
Ну упс.
Я складываю руки на груди и спокойно встречаю его взгляд, хотя вру. Спокойно — это не про меня. Взглядом даю ему понять, что шел бы он в океан вместе со своей Лирой, а заодно и новую должность туда прихватил.
Наши взгляды медленно размыкаются — с той же аккуратностью, с которой нужно размыкать электрическую цепь, чтобы не произошло короткого замыкания. Ему и без меня есть куда смотреть: девушки застыли, готовые внимать каждому слову своего кумира. Кумир, к слову сказать, приоделся. Нет, Лайтнер всегда выглядел стильно — что в форме студента Кэйпдора, что в джинсах, но сегодня он в стильном костюме и не менее стильной рубашке, а когда улыбается, комната прогревается настолько, что кажется, сейчас дым повалит.
— Добрый вечер, девушки, — сообщает он со свойственной ему небрежностью и в то же время так, что девушки уже готовы за него убивать. — Рад нашему знакомству, а особенно тому, что вместе мы выведем сервис «Бабочки» на качественно иной уровень.
Я хмыкаю, и на меня оборачиваются чуть ли не все разом.
— Вам есть что сказать? — Он делает вид, что прищуривается, чтобы рассмотреть мой бэдж. — Вирна Мэйс.
Тон у него в точности такой, каким он разговаривал со мной в самом начале нашего знакомства, в Кэйпдоре.
Поэтому я мило улыбаюсь:
— Нет.
— В таком случае буду обязан, если все посторонние звуки вы будете издавать в другом, специально отведенном для этого месте.
По комнате проносится волна смеха, но тут же стихает, стоит ему продолжить:
— Уверен, что каждая из вас делает для этого все возможное уже сейчас, и я горжусь тем, что буду работать с такими красотками.
Который раз я сегодня закатываю глаза? Уверена, если бы считала, получилась бы приличная цифра, но почему-то все остальные девчонки все на это ведутся. На этого самоуверенного смазливого… засранца!
— Прежде всего, хочу сказать, что этот клуб не только для гостей, но и для вас. От того, насколько комфортно вы себя чувствуете на рабочем месте, во многом зависит и ваша работа, и ваш оклад. Поэтому я хочу, чтобы вы чувствовали себя комфортно во всем. Вы можете обращаться ко мне по любому вопросу в любое время.
Если бы восхищение было можно измерять, столбик сейчас выбило бы к едховой бабушке, а нас всех окатило горячим измерительным раствором. Особенно на заключительной части его пламенной речи:
— Был рад познакомиться с вами лично. Крутого вечера и легкой работы.
Поскольку я вошла последней, соответственно, и стояла у самой двери. Именно поэтому меня почти вынесло толпой восторженных «бабочек», когда я услышала:
— Вирна Мэйс. Задержитесь.
Он дождался, пока все выйдут, и только после этого шагнул к двери, чтобы запечатать электронный замок.
— Ого, — сказала я. — Нам предстоит серьезный разговор?
— Будешь продолжать в том же духе — уволю.
Я приподняла брови:
— Ну попробуй. Между прочим, то, что мы сейчас заперты наедине, говорит не в твою пользу.
— Заткнись, Мэйс. Просто заткнись. Какого едха ты избила Лиру?
О, так я была права. Его просто не по-детски штормит.
Я, разумеется, приложила эту самую Лиру хорошо, но «избила» после одного четкого удара в нос — это совершенно точно перебор!
— Нечего было хватать меня за руки.
В его глазах полыхает сила въерха.
— Ты совсем рехнулась? Нельзя бить людей просто потому, что они тебе не нравятся!
— Въерхов, — поправляю я.
— Что?
— Въерхов. Въерхов — можно. Они не такие беззащитные, какими могут показаться на первый взгляд.
Губы Лайтнера складываются в жесткую линию и делают его очень похожим на отца. Тот разговор с Диггхардом К’ярдом я помню очень хорошо. Помню, как он на меня смотрел. Но еще я отлично помню, как целовала эти самые губы — когда Лайтнер склонялся надо мной, и, прежде чем меня успевает затянуть в этот поцелуй, вовремя вспоминаю, в чем дело. Почему я не могу быть рядом с ним, и Лира тут ни при чем.
Злость растворяется, словно ее и не было.
Я не хочу становиться ему врагом. Я вообще не хочу иметь с ним ничего общего, но сейчас как идиотка стою и пялюсь на его губы, хотя должна уже выйти за дверь.
— Хочу, чтобы ты поняла, Мэйс. Я не позволю тебе портить жизнь девушке, которая ни в чем не виновата.
Что я там говорила про злость? Это я совершенно точно не контролирую.
— Когда я в следующий раз ее увижу, просто спихну с лестницы.
Лайтнер прищуривается.
— Хочешь ты этого или нет, но теперь мы будем играть по моим правилам. Пока я работаю здесь — а я здесь надолго, ты будешь делать то, что скажу я. Облажаешься — вылетишь из клуба. И знаешь, почему? Потому что я — все еще Лайтнер К’ярд, а ты — все еще никто. Девочка с Пятнадцатого, которой просто удалось раздобыть немного денег.
От пощечины его спасает стук в дверь и мое промедление. Когда я подаюсь к нему и шепчу:
— Много денег, Лайтнер. Очень много. Твоя Лира уже сказала тебе, откуда они? — меня трясет от злости.