Либерализм в России в начале ХХ века

Не стал исключением и национальный вопрос. Внесенная Ф. Ф. Кокошкиным от имени Бюро резолюция по статусу Польши была в штыки встречена рядом делегатов съезда. Кокошкин предлагал съезду подтвердить ранее принятое сентябрьским съездом решение о предоставлении автономии Польше и обратиться к правительству с требованием о немедленной отмене военного положения в Польше, которое противоречило положениям Манифеста 17 октября и могло осложнить международное положение России. Как Кокошкин ни пытался доказать, что решение сентябрьского съезда об автономии Польши не противоречит либеральным представлениям о единстве империи, его выступление вызвало острые споры.

Выступивший с критикой А. И. Гучков заявил: «Если вы требуете немедленно снять там военное положение, то возьмите ответственность на себя за сохранение порядка. А если там будет восстание, польются потоки крови, и немцы явятся усмирять страну, – возьмете ли вы на себя в этом ответственность?»145. Слова Гучкова повысили градус эмоциональной реакции делегатов. По мнению Струве, военное положение «не может устранить экономической дезорганизации ни у нас, ни в Польше. Штыками нельзя добывать каменного угля, они не заменят ни маховика, ни ткацкой машины». Обращаясь непосредственно к Гучкову, Струве заявил: «Вы, Александр Иванович, желаете порядка. Автономия и даст Польше порядок. Почему же вы, человек порядка, Гучков Москвы и России, обезоруживаете Гучковых Польши?»146.

Позицию Струве разделили кн. Петр Д. Долгоруков, считавший, что требование автономии Польши есть начало осуществления «великой славянской идеи», и многие другие делегаты съезда. Так, по мнению С. А. Котляревского, «дать автономию подсказывает и холодный государственный расчет – этого требует и русский патриотизм». И. Л. Шраг заявил, что автономия «будет способствовать объединению и усилению России и уничтожит всякого рода центробежные стремления». Е. В. де Роберти считал, что «через автономию польские граждане делаются равными русским гражданам». Характерно, что некоторые делегаты, например М. М. Ковалевский, предложили все же заменить иностранное слово «автономия» русским термином – «широкое областное самоуправление с правом законодательного решения местных вопросов, издания местных законов».

Оказавшись почти в изоляции, Гучков (в его поддержку высказались лишь А. О. Немировский, М. В. Красовский, Бодиско), тем не менее, продолжал отстаивать свою позицию, правда, уже с оговоркой, что окончательное решение вопроса о предоставлении Польше автономии следует отложить до Думы.

После продолжительных дебатов ноябрьский съезд земских и городских деятелей большинством голосов (против 10) принял резолюцию по вопросу об автономии Царства Польского. Подтвердив решение сентябрьского съезда земских и городских деятелей о предоставлении Польше автономного устройства, съезд в резолюции особо подчеркнул, что это «разрешение польского вопроса не только не имеет ничего общего с понятием отделения Польши от России, но, напротив, представляется необходимым для прочного обеспечения целости и могущества империи». В резолюции перечислялись меры, необходимые «для умиротворения края»: 1) отмена военного положения; 2) «включение в круг вопросов, подлежащих разрешению первого собрания народных представителей Российской империи, вопроса о введении в Царстве Польском автономного устройства при условии сохранения государственного единства империи»; 3) издание распоряжения о введении польского языка в учебных заведениях и администрации края147.

Однако после принятия данной резолюции потребовалось дополнительное голосование по вопросу о включении пункта о польской автономии в общую политическую резолюцию. За это предложение проголосовало большинство делегатов против 16. После же вставки в общую резолюцию пункта о польской автономии она была принята 156 голосами (против 12 и два воздержавшихся)148.