Либерализм

Движение за создание образования федерации европейских государств выросло из справедливого признания несостоятельности всех форм шовинистического национализма. Но то, что сторонники этого движения хотят создать вместо него, неосуществимо, так как не имеет жизненной основы в сознании людей. И даже если цель панъевропейского движения могла бы быть достигнута, то мир от этого не стал бы лучше. Борьба объединенного европейского континента против других великих мировых держав была бы не менее губительной, чем нынешняя борьба стран Европы между собой.

10. Лига наций

Точно так же как в глазах либерала государство не является высшим идеалом, оно не является и наилучшим инструментом принуждения. Метафизическая теория государства провозглашает – приближаясь в этом отношении к тщеславию и высокомерию абсолютных монархов, – что каждое отдельное государство суверенно, т. е. представляет собой последний и высший суд. Но для либерала мир не заканчивается на границах государства. На его взгляд, если национальные границы и имеют какое-либо значение, то лишь случайное и подчиненное. Политическое мышление либерала охватывает все человечество. Отправным моментом всей его политической философии является убеждение в том, что разделение труда – явление международное, а не национальное. Он с самого начала осознает, что недостаточно установить мир в пределах каждой страны, намного важнее, чтобы все народы жили в мире друг с другом. Поэтому либерал требует, чтобы политическая организация общества расширялась до тех пор, пока не достигнет кульминации в мировом государстве, объединяющем все нации на равноправной основе. По этой причине он считает законодательство любой страны подчиненным международному праву и именно поэтому требует, чтобы национальные, судебные и административные органы обеспечивали мир между странами таким же образом, каким судебные и исполнительные органы каждой страны отвечают за поддержание мира на своей территории.

Долгое время требование создания такой наднациональной всемирной организации ограничивалось несколькими мыслителями, которых считали утопистами и на которых не обращали никакого внимания. Конечно, после окончания наполеоновских войн[59] мир периодически становился свидетелем конференций государственных деятелей ведущих держав, собиравшихся за «круглым столом» для выработки согласованных договоренностей, а с середины XIX в. было учреждено множество наднациональных институтов, самыми известными из которых являются Красный Крест[60] и Международный почтовый союз. Однако все это имело мало общего с созданием подлинно наднациональной организации, даже Гаагская конференция мира[61] вряд ли означала какой-либо прогресс в этом отношении. И лишь после ужасов мировой войны смогла получить всеобщую поддержку идея организации всех стран, которая была бы в состоянии предотвращать будущие конфликты. После окончания войны победители предприняли шаги по созданию ассоциации, которую они назвали «Лига наций»[62] и которую все воспринимают как ядро действительно эффективной будущей международной организации.

В любом случае не может быть никаких сомнений, что то, что сегодня существует под этим названием, никоим образом не является воплощением либерального идеала наднациональной организации. Прежде всего некоторые из наиболее важных и могущественных стран мира вообще не входят в эту организацию. США, не говоря уже о менее крупных странах, все еще стоят в стороне. Кроме того, статья Версальского договора об учреждении Лиги наций изначально страдает тем, что проводит различие между двумя категориями государств-членов: теми, кто пользуется полными правами, и теми, кто, проиграв мировую войну, не является полноправным членом этой организации.

Ясно, что такое неравенство в статусе внутри сообщества наций должно нести в себе семена войны подобно любому делению на касты в рамках одной страны. К сожалению, сочетание всех этих недостатков ослабило Лигу и сделало ее бессильной при решении любых существенных вопросов, с которыми она сталкивается. Стоит только вспомнить ее поведение в конфликте между Италией и Грецией или в отношении к вопросу о Мосуле[63]а особенно в случаях, когда от решения Лиги наций зависела судьба угнетенных меньшинств.