Либеральные реформы при нелиберальном режиме

Норт обобщает свою концепцию идеей зависимости от предшествующего пути, заимствованной из области микроэкономики. Когда на рынке утверждается некая конкретная технология, эффект от масштаба (и в этом случае широко понимаемый и непременно включающий сетевые эффекты) закрывает возможности развития даже более совершенных альтернатив. Возьмем актуальный пример: поскольку на рынке почти безраздельно господствует операционная система Windows, программисты, разрабатывающие новые прикладные программы, заинтересованы в том, чтобы писать их под Windows, потому что программы, написанные под любую другую операционную систему, окажутся гораздо менее прибыльными, даже если работать будут с заметно большей эффективностью. Таким образом, поскольку Windows опередила всех на старте и практически захватила рынок, на нем очень трудно утвердиться новой операционной системе. Так же обстоит дело и с политическими предпринимателями, продвигающими систему политической экономии, которая требует новых навыков ума и превосходство которой стабильно возрастает по мере увеличения масштаба. Преобразование нелиберального режима в либеральный представляет собой куда более трудную задачу, чем вытеснение с рынка операционной системы Windows.

Поскольку свободу нельзя получить от правящих элит в подарок или в обмен на будущие выгоды, разумнее рассматривать ее как результат постепенного процесса, в котором группы с невысоким общественным статусом постепенно обретают силу, способную принудить власть к уступкам и договоренностям. Процесс может начать небольшая группа вроде баронов, которые заставили короля Иоанна Безземельного подписать в Раннимиде Великую хартию вольностей, и постепенно к нему будут присоединяться другие сегменты общества, как это происходило в ходе Столетней войны и Славной революции 1688 г., когда заключались всё новые соглашения между парламентом и королем. Эти соглашения существенно ограничили власть монарха, в результате чего король получил право собирать налоги только с согласия парламента, и постепенно всё более широкие классы собственников получали надежную защиту от мародерских замашек короны[39]. Нечто очень похожее происходило в Голландии. В обеих странах беспрепятственный доступ к торговле сделал возможным возвышение купечества, которое, набрав силу, в союзе с землевладельцами ограничило притязания монархии[40]. В своем очерке мировой экономической истории (John Powelson, Centuries of Economic Endeavor) Джон Пауэлсон отмечает сходный процесс распыления власти в результате возвышения прежде бессильных групп, формирующих горизонтальные союзы и договаривающихся с властвующей элитой о дополнительных свободах.

Этой истории можно придать и совсем уж мрачный вид, если припомнить случайные факторы, сыгравшие ключевую роль в успехе либеральной демократии: наследие древнегреческих городов-государств; грубая демократичность и индивидуализм скандинавских завоевателей; разделение власти между церковью и государством; особенности протестантизма; география, побуждавшая европейские страны к соперничеству, но препятствовавшая их слиянию в рамках мощной империи, и т. п. Аналитики выделили и столь же случайные обстоятельства, воспрепятствовавшие движению к либерализму. Например, был выдвинут весьма правдоподобный аргумент, что рост экономической свободы на Ближнем Востоке прекратился из-за ряда вроде бы малозначительных обстоятельств – эгалитарного правила наследования в равных долях, квазиблаготворительного институт вакфов[41] и отсутствия в традиционном праве места для корпоративной организации[42].

Если подходить к делу более оптимистично, превосходство либеральной демократии над альтернативными режимами никогда не было столь значительным, как в наши дни. Предприниматели имеют возможность производить перемены, соединяя интеллектуальные, природные и финансовые ресурсы, разбросанные по всему миру, при этом они зачастую используют форму сложных, широкомасштабных и долговременных предприятий – но все это возможно только в условиях верховенства права. Пожалуй, никогда прежде принцип верховенства права не давал столь высокой отдачи[43].

Наконец, вопрос о складе ума решается «каскадной» теорией, утверждающей, что люди обладают немалой, хотя здесь много разнообразия, склонностью подстраиваться при выражении своих мнений под принятые или преобладающие вокруг них, иногда из страха перед государством, но чаще просто из нежелания выделяться. Когда преобладающая точка зрения перестает соответствовать реальности, вначале лишь немногие берут на себя риск бросить вызов ортодоксии. Но с каждым новым открыто выступившим риск показаться чудаком уменьшается, так что уже и чуть менее смелым людям становится легче высказываться. И так далее. Если изменение точек зрения, критически важных для успеха либеральной демократии, происходит таким же образом, тогда не столь уж трудно провести необходимые изменения.