Либеральный Апокалипсис

В школе они почти не общались. Но сегодняшнее приключение настолько сблизило мальчиков, что Карл неожиданно разоткровенничался и выложил однокласснику гораздо больше, чем мастеру Йоханнаддину. Обычно немногословный, он извергал из себя водопад слов, заливая новоприобретенного друга свежими откровениями.

— Понимаешь, Сейф, дело даже не только в Самине. Ты прав, она стерва! И верно говоришь, что нельзя идти на поводу у баб. Но она назвала меня выродком. Разве такое можно стерпеть?.. А господин Ахмедссон? Он обманывал меня, говорил, что важен сам человек, а не его внешность. Фигня! Только настоящий швед может быть полноценным человеком… И отец всегда говорил: счастье, что мы — шведы… Пойми, я хочу доказать всем, что я самый настоящий швед — и внешне, и внутренне… Смотри. Настоящий швед — смугл и черноволос. Я — тоже. Настоящий швед любит меняться. Я — тоже… К тому же мутагенез — это временно. Пока мода, то да се…

Карл запнулся, почувствовав в своей логике некий изъян. Сейфулла тут же злорадно ухмыльнулся, чем задел экс-альбиноса до глубины души. В запальчивости Карл прибег к аргументу, который до сих пор не озвучивал даже мысленно:

— Отец всегда говорит, что в нас течет кровь шведских королей. Пусть порадуется, что я выгляжу как настоящий швед.

Сейфулла хихикнул и критически посмотрел на смуглого брюнета, в которого превратился Карл.

— Глупая идея, если спросить меня, — скептически поморщился он. — Лучше бы отрастил себе два хвоста. Вот уж где задачка, — вздохнул он.

— Мода пройдет, — убежденно заметил бывший альбинос. — А Швеция останется.

Открыв дверь своим ключом, Карл позвал отца прямо с порога. Тот откликнулся из кабинета:

— Карл! Иди скорей, у меня для тебя сюрприз!

«Знал бы ты про мой сюрприз!» — довольно подумал мальчик.

Отец стоял спиной к двери и держал в руках порыжевший от древности бумажный фолиант. Заслышав шаги сына, он повернулся, посмотрел на него и застыл. Застыл даже его взор. Глаза словно заледенели.

Несколько минут отец молча вглядывался в лицо Карла, словно ища знакомые черты, а затем выронил книгу и отвесил ему затрещину.

Удар не был силен, однако парень упал. От неожиданности, от разочарования, от обиды, в конце концов. Отец ведь никогда не бил его, а после смерти матери даже не ругал. И тут — такое.

С трудом Карл поднялся на ватные от слабости ноги. В голове шумело. При взгляде на застывшее лицо отца мальчика прорвало — слезы сами потекли из глаз, сквозь задушенное комком горло наружу вырвались слова то ли оправдания, то ли обвинения.

— Ты же сам говорил… про нас, про королей… Я хотел быть шведом… Как ты, как другие… Настоящий швед — тот, кто меняется… — прерывисто забормотал подросток, глотая вперемежку слезы и сопли.

Раскаяние, боль и что-то еще отразились на лице мужчины. Перед глазами сына вдруг оказалась древняя книга — та самая, из рук отца. А затем его палец указал на один из абзацев.

Размазывая рукавом слезы и шмыгая носом, Карл принялся читать.

«Научные версии, согласно которым изначально шведы были светлоглазыми блондинами, принято считать легендой. Однако этнографы-профессионалы утверждают — это не мифы, а факты. Позже — в угоду политической целесообразности и пресловутой толерантности, — достоверные сведения извратили, превратили в научные анекдоты…»

— Эту книгу я обнаружил сегодня утром, разбирая заброшенный архив одного аристократа. Ждал тебя, чтобы порадовать.

В голосе отца слышалась горечь. Карл пораженно уставился на него. Так он не альбинос?! Он — швед, и даже более настоящий, чем все остальные?! Подросток не мог прийти в себя. С ним случился шок, «обрыв катушки» — как говорили в школе. Привычный мир стал с ног на голову: вчерашний альбинос оказался истинным носителем шведского духа, а его обидчики — лжешведами. Это было настолько непривычно и настолько приятно, что он снова заплакал — на сей раз от радости и досады на свою недавнюю глупую выходку.

«Настоящий швед изменяет не себя, он меняет под себя мир», — прогудел басом отец. И улыбнулся, привычно потрепав сына по голове.

Карл ощутил — слезы куда-то исчезли, унеся с собой обиду, а на их место пришла решимость. Теперь он знал не только, как поступит завтра, — восстановит свою врожденную внешность, — но и то, как будет жить дальше. Он понял свое предназначение. Ведь он — тот, кто вернет шведскому народу его настоящий вид и истинное величие.