Либеральный архипелаг. Теория разнообразия и свободы

Либерализм – это учение о человеческой свободе в мире разнообразия и разногласий. В качестве решения проблем, порождаемых разнообразием, оно предлагает не теорию о том, как устранить различия, а о том, как обеспечить их сосуществование, поскольку большинство носителей этих различий не желает от них отказываться. Либерализм проповедует взаимную толерантность и соответственно мирное сосуществование. Либеральный режим – это режим толерантности. Он защищает нормы толерантности не потому, что высоко ценит автономию, а потому что признает значение того факта, что люди мыслят по-разному, смотрят на мир по-разному и склонны (порой даже считая себя обязанными к этому) жить не так, как требуют от них другие люди. Либерализм выступает за толерантность, потому что уважает свободу совести. Он утверждает толерантность, защищая свободу объединений, чтобы люди могли жить так, как считают правильным – как им диктует их совесть[70].

Однако этот набросок дает лишь самое общее представление о теории, которую мы собираемся защищать. Следует объяснить более подробно, что свобода объединений и свобода совести означают в более содержательных терминах, а также показать, что толерантность должна представлять собой на практике. Однако, прежде чем приступать ко всему этому, нужно выяснить, почему совести придается такое большое значение. Фундаментальные предпосылки развиваемой нами теории требуют дальнейшего исследования и обоснования.

Глава 2 Природа человека и его интересы

[И поэтому Бог] человека сотворил только одного и единственного. Это не для того, конечно, чтобы оставить его одиноким, без человеческого общества, но чтобы тем самым сильнее возбудить в нем стремление к общественному единству и к узам согласия, коль скоро люди соединены между собой не только сходством природы, но и связями родства.

Блаженный Августин[71]

Когда человек осознает, что различные состояния бытия существ пребывают в Едином и от Него происходят, то он достигает Всевышнего.

Бхагавад-Гита, XIII, 30[72]

Миру людей свойственны всевозможные различия – в языках, в обычаях, в религиях, или, выражаясь обобщенно, различия культур. Встает вопрос: как нам относиться к факту такого разнообразия? Как оно отражается на представлениях о том, каким образом мы должны жить (и каким институтам подчиняться)? Но прежде чем давать ответы на эти вопросы, необходимо выяснить: как следует понимать это разнообразие? И сделать это нужно из-за того, что наше понимание природы человеческого разнообразия самым существенным образом сказывается на способности разумно рассуждать о том, какие институты наиболее подходят для людей. Собственно, от того, как мы понимаем разнообразие, принципиально зависит сама возможность дать общий ответ на этот вопрос, поскольку одной из очевидных реакций на присущее людям многообразие является мнение о невозможности представить себе существование всеобщих или универсальных истин о человеческом сообществе.

В настоящей главе мы ставим перед собой задачу показать, что, даже если разнообразие является неизбежной и постоянной особенностью человеческих обществ, существуют также фундаментальные, присущие всем людям свойства, которые при их правильном понимании помогут объяснить важнейшие черты человеческого разнообразия. Человечество едино; склонность к разнообразию не является «врожденным атрибутом рода человеческого»[73] – она эпифеноменальна. Мы сможем ее объяснить, если поймем природу человека и условия, в которых он существует.

Таким образом, эта глава посвящена защите философской антропологии, утверждающей, что «культурные различия являются не существенным, а случайным и временным атрибутом человеческого существования»[74]. Различия между людьми несущественны, будучи обусловлены обстоятельствами; когда обстоятельства одинаковы, то и люди будут действовать и осуществлять свой выбор одинаковым образом, руководствуясь одними и теми же мотивами, которые определяли человеческое поведение в течение тысячелетий. А поскольку культура и конкретные исторические формы, которые принимает жизнь людей, эфемерны, то сами по себе они не имеют ценности. Важен лишь человек, который создает культуру и которому служит культура[75].