Либеральный русофил. Сэр Исайя Берлин, как создатель современного либерализма

Встречу в Ленинграде в 1945 году параноидально настроенная Ахматова склонна была считать не только причиной последующих гонений (известного постановления «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“»), но и вообще поводом для начала холодной войны. Пастернак резонно полагал, что Анна Андреевна преувеличивает: постановление задело большое число известных литераторов (в первую очередь М. Зощенко, а также председателя правления Союза писателей СССР Николая Тихонова, Юрия Германа и др.), а также литературных функционеров и партийных деятелей. Константину Симонову приписывают слова: «мы все упомянуты в этом постановлении, даже если там нет наших имён

» — иными словами, удар был направлен на все литературное сообщество, конкретные лица из Ленинграда послужили лишь образцовыми жертвами[29]

. Что доказывается последовавшей серией аналогичных наездов по очереди на композиторов, художников, ученых-биологов, врачей, «космополитов» и т. д. — Сталин активно искал замену политическим «врагам народа» 1930-х, которых пора было объявлять уничтоженными. Конечно, совершенно не исключено, что Жданова (а, вполне возможно, и лично Сталина, знавшего всех старых литераторов по именам), дополнительно обозлили строго запрещенные частные контакты литераторов с зарубежными гостями — отсюда и выдвижение Анны Андреевны на первый план постановления (но почему тогда дополнительно не пострадали, например, Пастернак, Маршак или Чуковский, также активно контактировавшие с Берлиным?).

«Оттепели», на рубеже 1950-60-х оказавшей огромное влияние на отечественную атмосферу, и в первую очередь на искусство, Берлин, кажется, вовсе не заметил — просто не счел нужным обратить внимание. Это, в общем, понятно — он был в СССР в 1945 и 1956 году, а потом еще встречался с Ахматовой в 1965, но уже в Англии, потому основная часть оттепели прошла мимо него. На Западе был широко известен факт гонений на Пастернака за получение Нобелевской премии, потом процесс Даниэля и Синявского; высылка Бродского, Солженицына и прочих, история с Буковским только свидетельствовали, что «ничего не изменилось».

Зато он подметил другую особенность советской литературной жизни. В оттепельные годы нас всех, включая и школьников на уроках литературы и маститых литературных критиков, преследовало ощущение, что эпоха великих писателей осталась в прошлом. М. Анчаров выразил это в «Теории невероятности» словами своего отрицательного героя Мити: «То-то сейчас вся поэзия никудышная. Это знает каждый

»[30]. Конечно, сейчас я знаю, что по крайней мере в мастерстве многие поэты послевоенного поколения — Слуцкий, Самойлов, Левитанский, Окуджава и многие другие, — ничем не уступают поэтам, например, серебряного века, которых высоко ставил Берлин, но тогда это было совершенно неочевидно — просто не было материала для сравнения. Однако в своих воспоминаниях о встречах с писателями он (совершенно непреднамеренно) отлично уловил, и очень доходчиво объяснил причину возникновения такого ощущения. Это, пожалуй, самое интересное общее наблюдение, которое вынес Исайя Берлин из встреч с советскими литераторами: