Либерия

Но новый удар бросил колдуна на колени, он заскулил, пытаясь дотянуться до посоха, захлюпал кровью из разбитого носа. Алексей, не дожидаясь, пока противник завладеет своим оружием, прыгнул на него, ударив ногами в спину. Старик нырнул вперед и задергался, придавленный сверху коленом. Чурила оказался на удивление сильным, он брыкался, извивался, пытался достать молодого человека ножом. И это ему удалось. Алексей зарычал, сильнее уперся коленом в спину противника, захлестнул его шею цепь и, скрипя зубами от боли, рванул на себя. Раздался хруст шейных позвонков, старик булькнул и обмяк.

Молодой человек в изнеможении рухнул на него сверху. Бок горел так, словно к нему приложили раскаленную сковородку. Алексей попытался подняться — лежать на трупе врага было противно — но руки подогнулись и он ткнулся лицом в землю. Теряя сознание, он увидел, сверкнувшее чистым серебром лезвие ножа, зажатого в мертвой руке.

«Как не хочется снова умирать». С этой мыслью Алексей пришел в себя и понял, что умирать пока не собирается. В боку пульсировала тупая боль, голова кружилась, наверное, от потери крови, но он был жив. Его морда лежала на коленях у Леси, уткнувшись носом в теплый живот. В волка он перекинулся, видимо, в бессознательном состоянии. У животных болевой порог выше, вот организм инстинктивно и выбрал наиболее приемлемую форму.

— Как ты, волчонок?

Алексей поднял голову и посмотрел на девушку. Она была бледной, осунувшейся и даже, как будто, постаревшей. Оборотень обеспокоенно заворчал.

— Все в порядке. Я остановила тебе кровь, немного подлечила — рана от серебра плохая, и…

«Вытащила из лап смерти, да?»

— Почти. Но ты не переживай, я сильная, и здесь же лес рядом.

«Спасибо, родная», — оборотень лизнул девушку в нос и попытался подняться. Лапы дрожали и снова начала кружиться голова, но надо было отсюда выбираться.

— Погоди, — остановила его Леся. — Так нельзя уходить. Там на поляне люди, их много. Слышишь?

Алексей прислушался. Действительно, снаружи доносился неясный шум и крики, значит, нужно было перекидываться в человека. Вот только с одеждой — проблема. Оборотень покосился на валявшееся неподалеку мертвое тело. Противно, но другого выхода нет.

Уже в человеческом облике он стащил со старика кожух, штаны и рубаху и натянул все это, передергиваясь от отвращения. Мимоходом порадовался, что ошейник со смертью колдуна развалился, а значит, не придется таскаться с тяжелой цепью. Алексей покосился на догоравший костер и решил, что мертвеца так оставлять не стоит. Кто знает, как колдун поведет себя после смерти? Вдвоем с лесавкой они с трудом затащили тело в огонь и добавили дров из небольшой поленницы. Каждое движение отдавалось болью, но молодой человек только тихо ругался сквозь стиснутые зубы.

Возня с мертвецом отняла столько сил, что казалось, целый котлован в одиночку выкопал. Хотелось отдохнуть, но едкий дым и вонь горелого мяса заставили поторопиться. Алексей сунул ноги в растоптанные поршни и, опираясь на лесавку, побрел к выходу.

В открытую дверь тоже пахнуло гарью и жаром. Избушка колдуна полыхала огромным костром, в серое зимнее небо взлетали искры, опадая на землю хлопьями пепла. Алексей отшатнулся, прикрыв лицо рукавом, и ахнул:

— Книга! Она же там!

— Книга? — отозвалась лесавка. — Погоди…

На миг замерла, повернувшись к молодому человеку, сверкнула зелеными огоньками глаз на осунувшемся бледном лице, легко коснулась щеки холодной ладошкой и, шепнув: «Моя вина!», кинулась к избе. Лишившись опоры, ослабевший молодой человек пошатнулся, не удержал равновесие на узкой тропинке и рухнул в сугроб.

— Леся, не надо! — закричал он, отчаянно барахтаясь в снегу. — Остановись, не надо!

Боль когтистой лапой вцепилась в бок, голос сорвался на хрип, но Алексей, все же, поднялся и кинулся к жилищу колдуна. Лицо обожгло, затрещали волосы на голове, дыхание перехватило от едкого дыма.

— Стой, Алешка, куда ты?!

Сзади схватили в охапку, потащили прочь от полыхающего сруба. Плохо соображающий парень отбивался, всхлипывая, рвался к пожарищу.

— Там Леся, — хрипел он. — Она сгорит!

— Ты тоже сгоришь, оглашенный! — Демид дернул Алексея назад и вместе с ним завалился в сугроб. — Ты ей уже не поможешь, только сам сгинешь!

Холодный снег остудил обожженное лицо и немного привел в чувство. Молодой человек, в отчаянии закусив губу, смотрел, как языки пламени лижут сухие деревянные стены, перебираются на кровлю, вырываются вместе с дымом из открытой двери.

— Алеша! — крик лесавки заставил Алексея вздрогнуть и снова кинуться к огню.

В маленьком волоковом окне мелькнула рука, и на снег шлепнулась дымящаяся книга. Раздался треск, прогоревшая крыша рухнула внутрь избы, взметнувшийся фонтан искр осыпал людей пеплом и горячими углями, и в небо рванули языки пламени. «Прощай!» — словно шелест листвы прозвучал в голове последний вздох лесавки. Алексей со стоном упал на колени.

— Идем, идем, Алешка, — Демид, пыхтя и ругаясь, волок слабо сопротивляющегося друга подальше от чудовищного костра. Наконец жар стал терпимым, и коробейник рухнул в сугроб.