Либертанго

– Да взгляни на себя, – настаивал Андрей. – Я понимаю, конечно, что ты творишь необычное: все эти твои медитации, голодовки… Бросить там всякие свои министерства и уехать к чёрту… Но даже это ты делаешь так нормально! Ты же патологически нормален. Нормален до ненормальности. Поэтому и друзья твои поголовно со странностями – для баланса.

– Думаешь?

– Уверен. В тебе нет никаких отклонений, а это противоестественно. Так что, – заключил Андрей, – ты-то и есть настоящий псих.

А мальчик проснулся утром, проснулся рано-рано,

Взял на цепочке кружку и побежал к воде.

Он ткнулся губами в кружку, и было ему странно,

Когда вода ключевая сбежала по бороде…

– Но настоящий псих уезжает, – глядя Ольге в глаза, сказал Андрей, – а мы с тобой остаемся…

…Он ткнулся губами в дудку, и рот раскрылся как рана,

Раскрылся как свежая рана, и хлынула флейтой кровь.

– …приду посмотреть…

– …комната с балконом…

Компания спускалась с крыльца, направляясь к источнику купаться.

– Бегемотик, бегемотик! – раздался женский голос. – Смотрите, там – в траве!

В темноте возле крыльца мыкалось странное существо, очертаниями напоминающее маленького бегемота. Все столпились на краю площадки, пытаясь понять, что там шныряет.

Кто-то кинул камень. Раздался звон бьющегося стекла и кошачий визг: освободившись от банки на голове, кот сиганул в кусты.

На крыльцо выскочил Петя Чел:

– Кто бьет стекло?! – заорал он. – Здесь же собаки! Порежутся – всех поубиваю!

Из дома вывалился Саня:

– Пе-тя! – Саня облапил виновника торжества. – Кто обижает – говори мне. Я ему сразу – в табло!

– Спасибо, Санёк. – Петя высвободился из медвежьих объятий. – Ты – молодец. Вот только… девчонки на тебя жалуются: говорят, ты неадекватненький.

– Да я – чо?.. – завиноватился Саня. – Я ничо. А чо я?.. Лови ее!!! – внезапно завопил он и прыгнул в дверной проём вслед за какой-то девушкой.

Петя посмотрел на Макса. Тот лишь развел руками.

– Я, собственно, скорее о Саньке беспокоюсь, – сказал Петя, понизив голос. – Девчонки-то наши за себя постоят. А те ведьмочки, что мне жаловались – вообще чёрт их знает, на что способны…

Из дома донесся глухой удар и послышались крики. Все, бывшие на крыльце, ринулись внутрь.

Вокруг дыры в центре комнаты сгрудилась толпа, вниз светили фонариком.

– Этот, амбал…

– Гнался за кем-то и вдруг исчез…

Макс протолкался сквозь толпу и заглянул в дыру. Двумя метрами ниже угадывалась огромная куча – «культурный слой», наросший за годы использования дыры в качестве мусорки.

– Саня! Ты как?

– О-о-о, – донесся из подполья глухой стон. – Отпиздили… меня отпиздили…

– Идти можешь?

– О-о-о!

Стоны под полом перемещались. Все высыпали наружу, и вскоре из-под крыльца, из какого-то разлома, матюгаясь на чём свет стоит и припадая на ногу, показался Саня. С плеча его бахромой свисали лохмотья кожи, текла кровь: видно, падая, ободрался о зазубренные края дыры.

Продолжая стенать и матюгаться, Саня присел на камень. Макс вынес из дома его футболку и спустился с крыльца. Саня покорно надел футболку и, опираясь на Макса, встал.

– Отпиздили, – прокряхтел он. – Как же меня отпиздили…

Макс попрощался с Андреем и Ольгой, но те не обратили внимания. Они стояли на крыльце – он и она – и, казалось, даже не разговаривали. Просто смотрели друг на друга.

Весь путь из Лифты наверх Саня ковылял, опираясь на Макса, вдавливая его в землю на каждом шаге. Уже на выходе в Иерусалим Саня вдруг вспомнил про плетку, которая, вероятно, осталась в подполе Петиного дома.

– Вот и мы внесли лепту в здешний культурный слой, – сказал (а может быть, лишь подумал) обессилевший Макс. – И даже стали его частью.

Час 9. Слоновий бок

Полностью рассвело. Кругом по-прежнему вода, но при свете дня всё иначе. И настроение другое.

Ну что, к берегу?

Но я же всё уничтожил! Вообще всё: планомерно уничтожил, одно за другим. У меня ничего нет. Меня самого уже нет!

Доплывешь до берега, там разберешься. Сначала выспишься.

Высплюсь? Там сейчас и тени не сыщешь.

Ты доплыви сперва.

Доплыть не фокус: пара часов, и – берег. Дальше-то что?

А у тебя выбор? Вечно тут болтаться собрался? Ты посмотри на себя: ты же огурец… соленый!

Ага, скажи еще, дерьмо не тонет.