Liberte (СИ)

Состояние напряжённого ожидания, так, наверное, можно охарактеризовать обстановку, воцарившуюся на объекте с начала блокады. Ральф, и без того проводивший на командном пункте большую часть своего времени, теперь практически не покидал свой пост. Один из первых признаков его обеспокоенности проявился в том, что он стал ещё более сдержан. От прежней расслабленности и свойственной ему апатичной флегмы не осталось и следа. При иных обстоятельствах я мог бы позавидовать уровню его самообладания и самоконтроля. Ни словом, ни жестом он ни разу не выказал накопившейся усталости или степени своего беспокойства. Он не срывался на окружающих, все его распоряжения, как и прежде носили чёткий и лаконичный характер. Казалось каждое его слово было обдуманно им заранее, а каждая произнесённая фраза тщательно взвешена. И всё-таки, несмотря ни на что, охватывающее его волнение исподволь начинало давать о себе знать, понемногу просачиваясь из-под напускной маски мнимого спокойствия. На исходе третьей недели блокады лицо его осунулось, скулы заострились и исподволь, сперва неявно, а затем всё отчетливее и чаще в его глазах стало проступать нечто такое, что заставляло меня не встречаться с ним взглядом. Сразу я не смог подобрать правильную формулировку тому что как мне кажется я иногда видел в его глазах. Когда же я это понял, то лишился остатков душевного спокойствия. В глазах Ральфа читалась ожесточённая животная безысходность. Возможно всему виной моё разыгравшееся больное воображение, но превративший командный пункт в своё логово Ральф теперь напоминал мне большого загнанного в угол зверя. Обречённого, знающего об этом, а потому готового на всё и смертельно опасного в своей решимости зверя. Из всей нашей команды так виделось лишь мне одному. Мои напарники то и дело по нескольку раз в сутки наведывались к Ральфу, заглядывая к нему в надежде на получение свежих новостей лишь затем, чтобы вскоре вернуться обратно ни с чем.

Сорок пять суток длилось наше неведение. Сорок пять долгих суток, наполненных до краёв бессильной злобой, бездействием и неопределённостью. Изредка поступающие из центра успокоительные мантры с извечно завершающей каждое послание фразой "продолжать сохранять спокойствие" приводили меня в иступляющее бешенство больше, как если бы их не было вовсе. "Руководство предпринимает все необходимые меры..." успокоительно вещал динамик передавая нам очередное сообщение из центра пустое по своему смысловому наполнению как вакуум за дверью шлюзового отсека. Когда я прослушал третье по счёту послание, повторяющее практически в точности слово в слово, содержание поступивших до него двух предыдущих сообщений меня чуть было не накрыла волна истерического смеха. За прошедшие недели у меня сложилось стойкое мнение - мы попросту брошены на произвол судьбы. Озвучить свои соображения Ральфу у меня не хватало смелости и духу, а поделиться своими мыслями с другими членами экипажа я не мог из опасения зародить и без того уже близкую панику. Мы оказались запертыми в собственной ловушке без возможности выбраться из неё. Никаких запасных путей для отхода и никакой возможности к бегству. Да и выберись мы из нашего убежища, что мы будем в силах предпринять? Без привязки к галактической системе координат и главное, не имея прыжкового двигателя, куда мы сможем сбежать? Нигде нам не дадут ни спрятаться, ни скрыться. А если нам не суждено сбежать, остаётся только принять бой. Вариант сдаться я не рассматриваю вовсе. Нет у меня никакого желания вкусить прелестей местного правосудия, а возможной экстрадиции в родимую Федерацию я однозначно предпочту смерть.

Никогда ранее я не ощущал себя настолько некомфортно в окружении своих сослуживцев. Казалось бы, общая беда должна была объединить, сроднить нас перед лицом надвигающейся опасности, но ничего подобного не происходило. Что ж книги и фильмы опять лгали. Непрерывное напряжение сказывалось на всех, делая каждого из нас ожесточённее, раздражительнее, злее. Ральфу несмотря на несравнимо большую часть приходящейся на него нагрузки удавалось контролировать себя. У остальных это выходило куда хуже. Малькольм был подобен туго скрученной и взведённой пружине. Общаясь с ним приходилось тщательно выбирать слова чтобы ненароком не спровоцировать беспричинный и никому не нужный скандал. Джордж выглядел затравленным зверьком. От одолевающих его приступов страха мне сдаётся он растерял остатки сообразительности и действовал на выработанных за годы службы рефлексах, а учитывая специфику его интендантской службы многого ждать от него не приходилось. Чтобы добиться от него чего-то осознанного приходилось собирать в кулак всё своё терпение и волю. Однако и в таком случае достигаемый результат оставлял желать лучшего.