Либидисси

Когда Лизхен присоединилась ко мне, вопрос, где ей жить, решился сам собой. Я=Шпайк собственноручно сколотил лестницу, ударами молотка вскрыл люк, крышку которого заклинило засохшим пометом, после чего мы с Лизхен произвели на чердаке уборку. Самые верхние слои куриного помета частью смели в кучки веником, частью без особого труда соскребли, окаменевшие же за долгие годы отложения пришлось скалывать отвертками. Лишь усердно потрудившись несколько дней кряду, мы смогли обнажить кедровые доски настила целиком. У хозяев соседних лавчонок Лизхен купила то, без чего нельзя обойтись, обитая на чердаке: толстую пеньковую циновку, чтобы спать, и двухфитильную керосинку, чтобы готовить традиционную еду из пшена и риса. Ее маленький телевизор подключен к моей спутниковой антенне. Поселившись под крышей, Лизхен наверняка обзавелась еще какой-то домашней утварью; а я=Шпайк после той грандиозной уборки больше не протискивал свое тело наверх сквозь тесный люк и поэтому не могу сказать, как Лизхен продолжала благоустраивать свой приют и какой вид в конце концов она ему придала.

Спустившись с чердака, Лизхен сразу же села перед моим телевизором. Ее тонкое, пожалуй, не по возрасту легкое тельце находится в вопиющем противоречии с размерами кресла. Только ортопедические башмаки ошеломляют гармонией с его громоздкостью и неуклюжестью. Кресло к телевизору — подарок Фредди, преподнесенный мне в день рождения. Скорее походящее на трон, оно было изготовлено по заказу офицера Иноземной державы для его импозантной, размашистой задницы — из переплетенных традиционным способом прутьев ивы и стеблей камыша. Спинка и подлокотники инкрустированы кусочками рога, раковинами и лакированной костью. Подушка на сиденье обтянута мягкой, слегка шероховатой козьей кожей. Когда мы смотрим телевизор вдвоем, Лизхен умещается рядом со мной в этом барском кресле без проблем, она может водрузить на подушку даже свои громадные башмаки — и тогда мы не соприкасаемся друг с другом.

Лизхен спустилась из своей клетушки под крышей, чтобы посмотреть вместе со мной German Fun [2]. Это ежедневная передача на International Joy Channel [3], с 11.00 до 11.25 утра. По идее я должен был бы отслеживать German Fun изо дня в день — такова моя первая служебная обязанность. Но поскольку каждое послание Центра дважды повторяется, уходя в эфир три дня подряд, достаточно того, чтобы полька, на мелодию которой переложен наш национальный гимн и которой начинается German Fun, звучала в моих комнатах только каждое второе утро. Иногда, как это было, например, вчера и позавчера, я=Шпайк пропускаю даже две передачи, провожу в бане у Фредди не только ночь, но и утренние часы или еду оттуда, взяв такси, в Naked Truth Club[4] на бульваре Свободы Слова.

Так небрежно обращаться с требованием быть в постоянной готовности к контактам по служебной линии мне позволяют привычки Лизхен, связанные с телевидением. Лизхен не пропускает ни одной передачи German Fun. От ведущего Хайнца она просто без ума. С самым серьезным видом ловит глазами каждую его гримасу, каждую ужимку. Хайнц — австралиец с немецкими корнями в третьем поколении. Его немецкий почти непонятен зрителям, сидящим перед телевизором на нашей исконной родине. Для тех же, кто давно живет на чужбине, слушать человека с жуткой кашей во рту — истинное наслаждение. Я=Шпайк не раз видел, как мои соотечественники, матерые торговцы мыслимым и самым немыслимым товаром, смеялись до слез, когда Хайнц рассказывал очередной скучнейший анекдот. В течение примерно получаса Хайнц забавляет публику, потчуя ее смесью из скетчей, рекламных сюжетиков и популярных мелодий. На нем широкие черные вельветовые штаны с подтяжками и нагрудником из красной кожи, и всякий раз, когда он прикладывает указательный и средний пальцы левой руки к золоченым пуговицам этого нагрудника, для меня в следующей рекламной заставке поступает сообщение Центрального ведомства. Лизхен тоже знает об этом и подает мне сигнал, если пальцы Хайнца прикоснулись к нагруднику. В принципе она могла бы записывать на кассету тексты таких рекламных роликов, а значит, и отправленные мне сообщения, но я=Шпайк все еще остерегаюсь поручить ей это. За долгое время проживания под одной крышей между мною и девочкой установилась вполне устраивающая меня дистанция, к тому же делиться с посторонними людьми самыми секретными деталями своей работы вообще неразумно.