...Либо с мечтой о смерти

— Ну, что за дурочка! — В сердцах я ударил кулаком по диванному валику. — Не сладко, а горько: впервые встречаю столь непробиваемую тупую упертость в столь умненькой голове! Разволновался, да, поскольку никак не могу до вас донести предстоящий кошмар. Представьте другой вариант: они нашли, как изолировать божью искру от всех и вся. И она действительно умрет в изоляции, но процесс будет длиться крайне медленно. Сотни, тысячи лет будет угасать ваша душа, и всё это время вы будете пребывать в аду. Страшном. Неописуемом. Сотни тысяч лет ада…

Она опять рассмеялась.

— С фантазией у вас бедновато, Норди. Сотни тысяч лет ада. Почему не миллионы? Не триллионы?.. Христиане и мусульмане большие максималисты: адские муки у них длятся вечно.

— Ладно, вас не переспоришь, не напугаешь. Знайте, по крайней мере, что как только Мара отчается решить эту задачу (а она неразрешима, уверяю вас!), она тотчас же вас уничтожит. В любом виде: мычащей идиотки, бездвижного овоща, либо существа разумного, но беспрерывно орущего от внутренней боли. Просто уничтожит, и всё, не заботясь о вашем посмертии и будущих воплощениях, презрев все пункты договора. Ей глубоко наплевать на вас, вы уж извините. Увлечение вами не столь сильно, как страсть к испанцу, и оно скоро пройдет. Вас используют как материал для опытов, а затем выбросят.

Юдит взглянула на меня, резко подняв голову. В серых глазах опять заполыхала ярость. И они блестели. Слезы? Не дав мне увериться в своей догадке, она отвернулась и вжала лицо в диванную подушку.

Мне стало нехорошо: обижая других, сам ранишься отражением их боли. Но что делать: нужно во что бы то ни стало разбить ее иллюзии, как бы ни было ей больно при этом. Что за тяжкая и неблагодарная — трижды неблагодарная — роль: быть разрушителем чужих иллюзий. Слава богу, своих у меня нет.

— Юдит, — попробовал я негромко подать голос.

Она не пошевелилась.

— Юдит, мне казалось, что утренний сеанс был не зря. Думал, вы поменяли ваше решение, увидев истоки нынешней тьмы и боли в прошлом. Не прокляни вы в последний момент жизни сына, эта жизнь не шла бы с ощущением проклятости и богооставленности. Не убей вас родной и любящий человек, не пытался бы он и в этот раз, любя, уничтожить. Всё взаимосвязано и логично. Ведь это хорошее, это светлое и нужное знание, Юдит! Теперь вы знаете, что надо делать, чтобы следующая жизнь не была адом. Надо лишь постараться уйти в светлом и спокойном состоянии духа. И всё. Здесь, на Гиперборее, много лжи и фальши, но основное положение, на котором строится привлечение пациентов, правдиво и надежно. Пожалуйста, Юдит, воспримите сегодняшний сеанс как урок. Полезный урок. И в соответствии с ним посмотрите на свое решение по-другому.

Юдит глухо пробормотала, не отнимая лица от подушки:

— Урок? Бросьте. Я и до сегодняшнего дня знала, что все взаимосвязано, что одно перетекает в другое…

— Пожалуйста, Юдит, повернитесь: я вас плохо слышу.

Она послушно повернулась ко мне лицом и заговорила быстро и четко:

— Знаете, как-то мне приснился сон. Лет восемь назад. Вскоре после попытки отца задушить меня. Тогда я встречалась с одним молодым человеком, киноактером, очень самовлюбленным, с раздутым эго и космическими амбициями, но не лишенным благородства. Кажется, он был в меня влюблен, немножко. Когда я рассказала ему эпизод с удушением, он вскинулся и закричал, что убьет моего отца. Слышать это было приятно, хотя я прекрасно понимала, что это актерство, издержки профессии: не убьет и даже не изобьет — к чему ему лишние траблы? Я принялась горячо уговаривать не делать этого, и он, словно нехотя, отказался от своего намерения. Этот случай, видимо, запал в подсознание, и недели через две мне приснился сон, в котором молодой человек, защищая меня, набросился на отца. Он был сильнее и ловчее, хотя отец, тоже не слабый мужчина, яростно сопротивлялся. Мой бой-френд умело и резко заломил ему за спину правую руку. И продолжал заламывать, давить, напирая всем телом, рискуя порвать сухожилия или переломить кость предплечья. Отец застонал от боли. И я… я вдруг испытала не мстительное торжество, и даже не жалость, а такую же боль. Словно выворачивали руку мне, а не моему жестокому обидчику… Когда проснулась, долго не могла прийти в себя и отдышаться. То был сон-прозрение, момент истины, что случались у меня раза три за жизнь. Мы одно целое — я и мой враг. (Может, поэтому Христос и настаивал на любви к врагам?) Границ между нами нет.

Она замолчала.

— И после этого сна ничего не переменилась? Имею в виду, в отношениях с отцом?

— Ничего. Через несколько лет, если вы помните, он предпринял попытку убить меня молотком. Сны — это сны, жизнь — это жизнь. — Она опять помолчала с полминуты. — Ад — это ад. Вы видите, что сегодняшний сеанс не открыл мне ничего принципиально нового.

— Нет, — упрямо не согласился я. — У вас есть знание причин. В следующей жизни вы обязательно помиритесь с отцом. Точнее, с тем, в ком воплотится душа отца. Я убежден в этом.

Юдит передернуло.