Лич, который взрывает воздушные замки

— Ты уже знаешь, что твой скелет теперь будто из стекла? — поинтересовался искусственный интеллект.

Поднимаю руку и вижу, что он прав. Прозрачный, как стекло. Из одежды на мне только прозрачная майка, уже частично осыпавшаяся, а остальное уже полностью осыпалось и разбилось вдребезги. И телефон, блядь… Хорошо, что всё сохранено в облаке.

Поднимаю с земли острый камешек и пытаюсь поцарапать левую лучевую кость. Я думал, что поцарапает как оргстекло, но нифига — мои кости точно прочнее кварцевого булыжника.

— Откуда у тебя этот свиток? — спросил Захар.

— Смерть подарила, — ответил я. — Я только что продуктивно пообщался с ней — милейшая женщина!

— Это объективно не смешно, — произнёс Захар. — А я разбираюсь в юморе.

— Я не шучу, — сказал я на это. — Смерть одарила меня рецептом цитринитаса и рубедо, а также велела мне завершить Великое Делание. Ну и подкинула совет, как быстрее стать архиличем. А ещё предупредила, что скоро на меня обрушится какой-то пиздец, к которому лучше хорошо подготовиться.

— Ты хочешь убедить меня, что смерть существует? — спросил Захар с электронным скепсисом.

— Не, не хочу, — покачал я черепом. — Всё, наши дела здесь закончены. Ты ведь отловил всех мерзавчиков?

— Разумеется, — сказал Захар. — Поднимайся на борт. Эти платформы пойдут своим ходом.

/17 июня 2029 года, Праведная Республика, г. Душанбе/

— Да, это оно! — воскликнул я, вчитавшись в текст свитка. — И требуется-то сущая хуйня! Сейчас забодяжим…

Нигредо, альбедо, перегонный куб, чистый креатин, серебро, какого-то хуя…

Катаю альбедо на центрифуге, удаляю жидкость. Катаю на центрифуге нигредо, удаляю жидкость. В рецепте предлагалось настаивать под телекинетическим давлением, но у нас есть лучшие способы. Старик, будущее уже наступило!

Чистый золотой стакан, помещаем сухой остаток и наливаем чистый метиловый спирт. Золотой ложечкой перемешать, закрыть крышкой и дать настояться две минуты.

Готово. Теперь поместить серебряную иглу ровно на семь секунд, после чего перемешать и закрыть крышкой на две минуты. Алхимия-с, но это не самый тупой рецепт, виденный мною.

Теперь на малый огонь, томить пять минут, после чего насыпать 0,02 грамма серебра — есть у меня такое. Перемешать и томить на малом огне двадцать минут.

— Добавить чистый креатин, как в спортпит, — продолжил я следовать рецепту. — Залить метиловым спиртом.

Метиловый спирт аномально быстро испаряется, чего быть не должно, а стрёмная коричневая жижа в стакане обретает текстуру полупереваренных макарон. Мешать такое уже тяжелее, но надо.

Теперь, когда эта жижа прекратила метаморфозы, добавить муравьиную кислоту. Дождаться окончания выделения токсичного газа, после чего налить серную кислоту. Пока серная кислота не прекратила реакцию с составом, азотную кислоту не наливать, ни в коем случае.

По завершению реакции с азотной кислотой, снять с плитки и поместить в ледник на тридцать семь минут. Ледника у меня нет, но есть холодильник.

В средневековом леднике температура держалась ближе к нулю, поэтому задаю в холодильнике нужную температуру и помещаю туда стакан.

Надо будет подумать о том, как автоматизировать этот процесс, а то не хочется тратить кучу времени на производство цитринитаса.

Дожидаюсь, пока пройдёт положенное время, после чего достаю из холодильника стакан с чуть желтоватым варевом, напоминающим какой-то гель.

— Чорная махыя… — изрекаю я и зачитываю заклинания, крутя костяшками пальцев. — Spiritus ignis, terraeque creatrix, caelifulgor, vitae magicae matrix, luce tua et potentia tua, fac ut ex nihilo citrinum surgat, in tuo lumine splendens et vi tua fulgens.

Наконец-то, хоть одно, блядь, заклинание, написанное на понятном языке! Видимо, цитринитас делал кто-то из древнеримских магов.

Видно по тексту заклинания, что это классическая латынь, а её в Средневековье знали единицы, а в некоторые периоды Средневековья вообще никто. Латина вульгарис — вот то, на чём писали и общались средневековые философы и алхимики.

— Так, теперь ждать три минуты, пока шипит, — произнёс я. — О, а запашок-то приятный…

Пахнет будто бы свежей выпечкой. Не на шутку пробуждает аппетит.

Расстёгиваю рубашку и смотрю на голые рёбра. Какой у меня, нахрен, аппетит? Даже кожи нет, только кости.

И как я почувствовал запах?

Склоняюсь над золотым стаканом и пытаюсь понюхать. Ничего не получается, но одуряющий запах выпечки стал сильнее.

Три минуты пролетели незаметно.

— Citrinitas, exaudi me, et ex lapide fiat! — воскликнул я и покрутил костяшки пальцев в попытках воспроизвести букву зю. — Давай, жги уже!

Как и было написано в свитке, жижа ярко засветилась золотом, после чего резко потухла, оставив мне десять грамм цитринитаса — полупрозрачной золотистой жидкости. Запах от него шёл просто одуряющий — будто сдобная булочка, только-только из печи, занялась противоестественным соитием с очень острым чили, в результате чего родился цитринитас.

Зачерпываю его пальцем и мажу себе на скуловую кость.

— Ух, бля-я-я… — падаю я на кафельный пол лаборатории. — У-у-ух, бля-я-я…