— Не только. У живого тела есть естественный защитный механизм, из-за которого ему может быть доступна не вся магия. Потому что если маг... хм... использует заклинания выше своих естественных возможностей, он получит повреждения, которые могут оказаться несовместимыми с жизнью. Потому что его тело просто не готово к такому потоку энергии. А умирать как-то не хочется.
— Понятное дело, учитывая веселую перспективу посмертия.
— Преодоление этой естественной защиты — долгая и кропотливая работа, —
продолжил Альд, — и ее важной частью является медитация, во время которой маг занимается тем, что приучает свое тело ко все возрастающей силе потока энергии. Это опасный и очень рискованный путь, но по нему следуют многие. Особенно те, кто и так от рождения не обделен талантом — им всегда хочется все больше и больше.— Получается, поэтому личи обычно гораздо могущественнее живых некромагов?
— я все еще надеялась вернуть разговор в интересующее меня русло.— Да, именно поэтому. Тело лича уже мертво, защиты нет, поэтому с ним можно делать все что угодно. Но в этом кроется главная опасность.
— Какая?
— То, что ты умерла слишком рано.
— А при чем здесь это?
— Шиз...
От удивления я щелкнула челюстью — это был третий или четвертый раз за все время нашего знакомства, когда Альд назвал меня по имени.
— Иногда мне кажется, что ты только прикидываешься дурочкой, —
в голосе подселенца слишком хорошо знакомая мне усмешка. — Но вот в такие моменты, как сейчас, я понимаю, что нет, не прикидываешься. Вот вроде бы уже привыкла тому, что подселенец крайне невысокого мнения о моем уме и способностях, но... Менее обидным каждое такое напоминание об этом факте все равно не становилось.
— Ну, знаешь,
— процедила я, — уж извини, что я умерла юной и неопытной. Не поверишь, мне действительно не слишком этого хотелось. Но ты-то наверняка все сделал правильно, дожил до старости и...— Я умер молодым,
— неожиданно возразил Альд.— А-а-а, то есть ты и в молодости был таким умником-зану
дой. Что ж, это многое объясняет...— Послушай, я не об этом... —
снова этот бесконечно терпеливый тон. Как же бесит.— Конечно, мне же все приходится объяснять... —
на смену обиде пришла злость.— Я некорректно выразился. Извини.
А вот это оказалось неожиданностью, на которую я даже не сразу нашлась, что ответить. Альд до этого никогда, ни разу не извинялся. Что изменилось? Что он задумал? И я поступила по старой доброй традиции: не знаешь, что сказать — задай первый пришедший в голову вопрос.
— Сколько тебе лет?
— Хм... Было на момент смерти?
— осторожно уточнил подселенец.— Да.
— Когда я возвысился, мне было тридцать два. Еще девяносто пять лет провел в посмертной форме.