— Ну, ладно, — проговорил Сталин, — пусть действительно с ней разбирается Абакумов. С Молотова же глаз не спускайте, что-то он мне последнее время перестал нравиться, особенно после дела с авиаторами. Что есть о Кузнецове и Вознесенском?
До сих пор не принимавший участия в разговоре Лавров раскрыл папку и, перебирая записи, начал доклад:
— В Ленинграде, товарищ Сталин, сложилась крепко спаянная между собой группа, в которую входят Попков, Капустин, Лазутин, Турко, Закржевская, Михеев. В Москве им покровительствуют и всячески их поддерживают выходцы из Ленинградской партийной организации Вознесенский, Кузнецов и Родионов. На квартире Попкова, по случаю открытия в Ленинграде торговой ярмарки, было застолье, на котором помимо вышеуказанных лиц присутствовали и приехавшие из Москвы Вознесенский, Кузнецов и Родионов. Если вы разрешите, товарищ Сталин, я зачитаю наиболее характерные выдержки из высказываний собравшихся у Попкова.
Сталин в знак согласия кивнул головой.
— И что же Вознесенский и Кузнецов? — перебил Лаврова Сталин.
— Промолчали, товарищ Сталин, но за предложенный тост выпили.
Сталин задумчиво произнес:
— По-видимому, хотят вытащить основу из-под союзного правительства.
Джуга заметил:
— Пока это всего пьяная болтовня.
Постучав ножом по бокалу с боржомом, Сталин, недовольно посмотрев на Джугу, приказал:
— Не перебивай, вечная твоя манера — слушаешь только себя. — И назидательно добавил: — Запомни, все заговоры в истории начинались именно с «невинной» пьяной болтовни.
— Самое неприятное, — продолжил свой доклад Лавров, — что ленинградские руководители нанесли большой экономический урон стране.
— О каком уроне ты говоришь? — насторожился Сталин.
— На торговой ярмарке, которую Попков и Лазутин устроили в Ленинграде, не сумели своевременно продать продовольственные товары, свезенные в Ленинград со всей страны. Продукты испортились и оказались непригодными к употреблению. Нанесенный ущерб исчисляется астрономической суммой в 4 миллиарда рублей.
Эта действительно по тем временам колоссальная сумма буквально потрясла невозмутимого Сталина, строго экономившего на всем, собиравшего по копейкам капиталовложения для экономического восстановления и дальнейшего развития страны. Лицо Сталина еще больше побледнело, что всегда было предвестником охватывающего его безудержного гнева. Свистящим шепотом он спросил:
— Кто разрешил ярмарку?
— Проведение ярмарки разрешил Вознесенский, а непосредственную ее организацию возглавлял заместитель министра торговли Крутиков.
— Немедленно обоих в тюрьму! — закричал Сталин.
Немного успокоившись, Сталин подошел к телефону и, подняв трубку, приказал Поскребышеву:
— Вызовите завтра ко мне в кремлевский кабинет к двум часам дня Вознесенского.
Подлил масла в огонь Джуга.
— А что вы ожидали, товарищ Сталин, от этих дураков? Задумывались ли вы, почему население Ленинграда в первые же месяцы войны оказалось в состоянии голода? Почему в городе не оказалось продовольственных запасов?
Все еще стоящий у телефона Сталин, недовольно повернулся в сторону Джуги:
— Почему?
— А потому, что перед войной ленинградские руководители сосредоточили стратегические запасы продовольствия города в Бадаевских складах на поверхности вместо того, чтобы упрятать их под землю. После начала войны немецкая авиация и диверсанты сожгли Бадаевские склады. Горящие масло и сахар рекой текли по улицам. Жданов, Кузнецов, Попков, Капустин — прямые виновники смерти более 600 тысяч ленинградцев, умерших от голода. За это их давно следовало расстрелять.