Личная терапия

Я молчу. Мне кажется, что говорить сейчас что-либо абсолютно бессмысленно.

Нонна, впрочем, и не ждет ответа.

Мы больше не произносим ни слова.

Она провожает меня до Невского, и там мы с ней расстаемся – даже не попрощавшись.

– 4 –

Ночью на меня нападает бессонница. Я ложусь, как обычно, в половине двенадцатого, поворачиваюсь на правый бок, укутываюсь одеялом и кладу чуть согнутую левую руку на правую. Эта моя любимая поза. Я нашел ее, наверное, уже лет двадцать назад, чисто интуитивно и с тех пор привык так, как, вероятно, наркоманы привыкают к наркотику. Ни в каком ином положении я заснуть уже не могу. Затем я представляю себе дождь в лесу. Лес дремучий, но не густой, с широкими травяными прогалинами. Их наполняет равномерный шорох дождя. Мокнут осины, чуть вздрагивая зубчатыми светлыми листьями, мокнут громадные ели, роняя капли воды на коричневатый хвойный настил. Смеркается, очень зябко. Я выхожу к озеру, на берегу которого расположена небольшая избушка. Открывается дверь, подступает к глазам непроницаемая темнота помещения. Я нащупываю спички на полочке и негнущимися, застывшими пальцами чиркаю по коробку. Затем в мечущихся от свечи тенях перехожу в комнату. Там очень холодно – тем мокрым отупляющим холодом, который накопился внутри за несколько месяцев. Одежда на мне отсырела. Все тело пронизывает неприятный озноб. Однако я знаю, что ждать уже осталось недолго. Я открываю заслонку, прорезанную снизу отверстиями, и подношу пламя свечи к древесным чешуйкам коры. Огонь обволакивает их снизу и начинает медленно, но упорно протискиваться в глубь печки. Вот он охватывает лучины, собранные в шатер, затем – тоненькие полешки, из которых выступает смола, а затем, набрав силу и расширившись до кирпичной кладки, разом прошибает всю тяжесть придавливающих его дров. Раздается потрескивание. Красные уютные отблески пляшут по стенам. Затем я точно также разжигаю плиту, находящуюся от печки слева и, зачерпнув воду из бака, ставлю на нее пузатый жестяной чайник.

Этого мне обычно хватает. Как правило, я засыпаю, не доходя до «стадии закипания». Однако сегодня у меня что-то не получается. Мерный шорох дождя все время оттесняется вытянутым лицом Мурьяна. Снова и снова прокручивается в сознании эта безобразная сцена. Я не могу от нее отвлечься. Как в сумасшедшем калейдоскопе, мелькают – фигуры, углы, стены, физиономии. Причем здесь не только то, что в действительности произошло, но и то, что, по моему мнению, может произойти в ближайшие дни. Я с маниакальным упорством представляю себе, как буквально завтра же по воле случая встречу в институте Мурьяна, и как со сдержанным благородством во всеуслышание объявлю его подлецом, и как Мурьян, не найдя аргументов, начнет что-то жалобно лепетать, и как он замолчит, и как, раздавленный общим презрением, скроется в каких-нибудь закоулках. Или я представляю себе, как опять же завтра – разумеется, ни на день позже – возмущенный Ромлеев вызовет в свой кабинет Выдру и торжественно объявит ей, что терпение его истощилось. Это не первая подлость, которую вы, Тамара Борисовна, совершаете. Очень жаль, но нам с вами придется расстаться… Причем я, разумеется, понимаю, что никакой связки с реальностью этот калейдоскоп не имеет. В действительности все будет совершенно иначе. И тем не менее, прекратить его бешеное вращение не могу. Это – взрыв подсознания, вписывание чрезвычайных событий в обыденность. Я таким образом перевариваю отрицательные эмоции.

К сожалению, знание механизмов в данном случае не помогает. Я ворочаюсь сбоку на бок, на спасительное забытье не приходит. Продолжается это около двух часов. Затем я сдаюсь, набрасываю на себя рубашку и выползаю на кухню.

У меня – свои средства борьбы с бессонницей. Если она серьезно прохватывает меня, а это обычно случается три-четыре раза в году, и я чувствую, как например сейчас, что, несмотря ни на какие усилия, сна не будет, то я и перестаю напрягаться по этому поводу – встаю, выпиваю стакан молока, съедаю какой-нибудь бутерброд. А в качестве успокаивающего, должного погасить вдруг загоревшееся сознание, принимаю две таблеточки валерьянки. Мне, конечно, уже давно следовало бы запастись настоящим снотворным; сколько можно, зачем так мучаться, если эффективные средства известны, однако те снотворные, которые продаются в аптеках без рецепта врача, видимо слишком слабые и на меня действия не оказывают, я пробовал покупать их несколько раз, а то, что мне действительно помогает, феназепам например, к сожалению, без рецепта врача не дают. Рецепт же мне просто не получить. В нашей поликлинике, а никакой другой я не знаю, чтобы попасть к врачу, надо отсидеть в очереди часа полтора, не меньше. А до этого еще получить номерок на прием. А за номерком – тоже выстоять очередь никак не менее часа. Причем безо всякой гарантии, что номерков на сегодня хватит. Нет уж, я лучше буду использовать домашние средства.