Личная жизнь Александра I

4 ноября вечером он был уже в Мариуполе. Виллье пишет, что он нашел императора «в полном развитии лихорадочного пароксизма». Определение «пароксизм» имеет двоякое значение: либо крайнее обострение болезни, либо острое переживание. Александра уговаривали задержаться в Мариуполе, до Таганрога 90 верст, но он категорически отказался. Его ждет жена, которой он обещал вернуться 5-го, и вообще он не привык нарушать график. На этот раз он отправился в дорогу тепло одетый, в закрытой коляске и с медвежьей полостью на ногах.

Болезнь

В Таганрог Александр прибыл поздно вечером, как обещал. Встреча с Елизаветой Алексеевной была теплой. Отрывок из ее дневника:»… первым вопросом было: «Здоровы ли вы?» Он сказал, что нездоров, что у него уже второй день лихорадка и он думает, что схватил крымскую лихорадку (малярию?  — Авт.). Я его усадила; у него был жар… Я без труда уговорила его идти спать, хотя он еще более получаса рассказывал о своем путешествии».

В последующие пять дней Александр работал, читал газеты, много времени поводил с женой. Болезнь то держала его цепко, то отпускала, и все ликовали — государь выздоравливает! Лихорадка, слабость, потоотделение, слабительные пилюли, куча лекарств. Он почти ничего не ел, только пил воду — апельсиновую, лимонную и странный напиток — «хлебную отварную воду». Елизавета Алексеевна уговаривала его меньше заниматься деловыми бумагами. Он отвечал: «Работа настолько сделалась моей привычкой, что я не могу без нее обойтись, и если я ничего не делаю, то чувствую пустоту в голове. Если бы я покинул свое место, я должен был бы поглощать целые библиотеки — иначе я сошел бы с ума».

Елизавета Алексеевна теперь мало гуляла, но часто сидела у раскрытого окна, слушала шум моря и «дивный перезвон колоколов», о чем с удовольствием рассказывала мужу. «Вы увидите, вам здесь так понравится, — ответил он с улыбкой, — что вам трудно будет уезжать». Врачи вокруг кружились, как осы. «Когда эти господа ушли, мы остались одни, он вскоре пожелал мне спокойной ночи и еще приподнялся, чтобы я могла поцеловать его в затылок». Такие вот супружеские отношения.

Вначале Александр не хотел писать в Петербург о своей болезни, и окружающим запретил это делать, чтобы попусту не волновать мать. Но 9 ноября он собственноручно написал Марии Федоровне, сообщил, что болен, а генералу Дибичу приказал сообщить об этом в Варшаву брату Константину. Письма были высланы экстрапочтой, доставка их в Петербург составляла восемь — девять дней.

Тем не менее в этот день, 9 ноября, императору стало лучше. Врачи собрали консилиум и нашли, что наступил перелом. Температура держалась, но Стоффреген сказал Елизавете Алексеевне: «…болезнь можно считать пресеченной, а с лихорадкой мы скоро покончим». У больного появился аппетит, он даже поел овсяного супа и нашел его вкусным — выздоровление налицо!

Наступило 10 ноября. Этот день Барятинский считает наиболее загадочным и непонятным. Здесь налицо противоречия. Виллье: «Начиная с 8-го числа я замечаю, что что-то такое другое его занимает больше, чем его выздоровление, и беспокоит его мысли». Волконский же сообщает, что Александр с утра, «вставая за нуждою, получил обморок и сильно ослабел», ослабел настолько, что к вечеру появилась забывчивость, и государь «мало уже или почти совсем не говорил, как только чего просил». Врачи негодовали, он стал отказываться от лекарств: «Надо считаться с моими нервами, которые слишком расстроены и без того, лекарства расстроят их еще больше». Елизавета Алексеевна, напротив, пишет в дневнике, что Александру было лучше: «Он лежал на диване в своем кабинете и выглядел поразительно хорошо сравнительно с тем, как он выглядел днем…» А 11 ноября Елизавета Алексеевна прекратила делать записи в своем дневнике. Почему?

Барятинский считает, что именно в этот день, когда Александр был близок к окончательному выздоровлению, он наконец решился — пора «абдикировать». Он все обдумал, поговорил с женой, назначил программу действий и преступил к ее осуществлению. Но есть и другая причина, которая заставила Александра нервничать, «занимать мысли больше, чем выздоровление». Барятинский не мог знать, что именно 10 ноября больной Александр приказал начальнику Главного штаба Дибичу направить в Харьков полковника лейб-гвардии казачьего полка Николаева С. С., чтобы тот арестовал в Харькове декабриста Ф. Ф. Вадковского и его сообщников. Николаев ехал тайно «под видом закупки лошадей». Поездка императора на Дон в начале октября не прошла даром.