Личная жизнь Александра I

П. А. Вяземский: «В Александре не могло уже быть прежней бодрости и самонадеянности. Он вынужден был сознаться. Что добро не легко совершается, что в самих людях часто встречается какое-то необдуманное, тупое противодействие, парализующее лучшие помыслы. Лучшие заботы о пользе и благоденствии их… Тяжки должны быть эти разочарования и суровые отрезвления. Александр их испытал и изведал всю их уязвительность и горечь. Строгие судьи… могут, конечно, сказать, что человек с твердой волей, одаренный могуществом духа, должен оставаться всегда выше подобных житейских невзгод и сопротивлений. Может быть. Но мы не чувствуем в себе достаточно силы, чтобы пристать к этим строгим приговорам… Мы можем только сострадать».

* * *

А. А. Корнилов: «Подводя итоги царствования Александра, не мешает остановиться на некоторох фактических и цифровых данных… Несмотря на то что страна… вовсе не нуждалась в расширении территории, что отлично сознавал сам Александр, — в царствование его территориальные приобретения были громадны… Спасаясь от Персии, добровольно присоединилась к России Грузия… были присоединены киргизские земли между Каспийским и Аральским морями и огромная Акмолинская область… была присоединена Бессарабия… еще раньше была присоединена Финляндия. Наконец, было присоединено Царство Польское».

* * *

С. П. Мельгунов: «Обрисовка отношений Александра к женщинам, имеющая значение для его личной характеристики, требовала бы рассмотрения и его отношений к любимой сестре Екатерине Павловне. В этих доверительных отношениях была доля и нежных чувств, выходящих уже за сферу родственной привязанности. Как по-иному рассматривать те нежные письма, которые Александр писал своей сестре? Что означают, например, такие нежные строки: «Увы, я не могу воспользоваться своим старым правом осыпать ваши ножки самыми нежными поцелуями в вашей спальне в Твери»».

* * *

Пушкин Александру I из Михайловского в Петербург (черновик письма, перевод с французского). Июль 1725 года:

«Необдуманные речи, сатирические стихи обратили на меня внимание в обществе, распространились сплетни, будто я был отвезен в Тайную канцелярию и высечен.

До меня позже всех дошли эти сплетни, сделавшиеся общим достоянием, я почувствовал себя опозоренным в общественном мнении, я впал в отчаяние, дрался на дуэли — мне было 20 лет в 1820 году, — я размышлял, не следует ли мне покончить с собой или убить — В.

В первом случае я только подтвердил бы сплетни, меня бесчестившие, во втором — я не отомстил бы за себя, потому что оскорбления не было, я совершил бы преступление, я принес бы в жертву мнению света, которое я презираю, человека, от которого зависело все и дарования которого невольно внушали мне почтение.

Таковы были мои размышления. Я поделился ими с одним другом, и он вполне согласился со мной. — Он посоветовал мне предпринять шаги перед властями в целях реабилитации — я чувствовал бесполезность этого.

Я решил тогда вкладывать в свои речи и писания столько неприличия, столько дерзости, что власть вынуждена была бы наконец отнестись ко мне как к преступнику; я надеялся на Сибирь или на крепость, как на средство к восстановлению чести.

Великодушный и мягкий образ действий власти глубоко тронул меня и с корнем вырвал смешную клевету. С тех пор, вплоть до самой моей ссылки, если иной раз и вырывались у меня жалобы на установленный порядок, если иногда и предавался я юношеским разглагольствованиям, все же могу утверждать, что, как в моих писаниях, так и в разговорах, я всегда проявлял уважение к особе вашего величества.

Государь, меня обвиняли в том, что я рассчитываю на великодушие вашего характера; я сказал вам всю правду с такой откровенностью, которая была бы немыслима по отношению к какому-либо другому монарху.

Ныне я прибегаю к этому великодушию. Здоровье мое было сильно подорвано в мои молодые годы; аневризм сердца требует немедленной операции или продолжительного лечения. Жизнь в Пскове, городе, который мне назначен, не может принести мне никакой помощи. Я умоляю ваше величество разрешить мне пребывание в одной из наших столиц или же назначить мне какую-нибудь местность в Европе, где я мог бы позаботиться о своем здоровье».

(Пушкина сослали в Михаловское, но потом позволили проживание в Пскове. Письмо царю Александр Сергеевич не отправил. — Авт.)

* * *

Пушкин В. Д. Давыдову, июнь 1823 года, Кишинев — Одесса: