Личная жизнь Петра Великого. Петр и семья Монс

Знакомство семьи с Францем Лефортом открыло перед Монсами новую перспективу.

Возможно, матушка Монс имела с любимцем царя короткую связь и пользовалась его поддержкой, чтобы поправить положение семьи, погрязшей в долгах. После смерти Иоганна кредиторы отобрали мельницу, хорошо еще, что дом с остерией остался за вдовой. Ей приписывали властность, хитрость и расчетливость, но женщине поневоле приходилось проявлять подобные качества, оставшись с четырьмя детьми на руках: дочерьми Модестой и Анной-Маргаритой и сыновьями Филимоном и Виллимом. Все дети (кроме Филимона, о котором практически нет сведений; возможно, он рано умер) сыграли большую роль в жизни и судьбе Петра.

Вскоре Лефорт обратил внимание на младшую дочь Матрены Ефимовны Анну и стал ее любовником. Мать не возражала. Напротив, она стремилась извлечь выгоду из красоты своих дочерей. Она прививала им хорошие манеры, справедливо полагая, что женственность только выигрывает от умения достойно себя вести. Но особенно много внимания заботливая мать уделяла обучению обольстительного обхождения с мужчинами и всем тем многочисленным приемам кокетства, которыми так хорошо владела сама. Многие историки называли ее не матерью, а сутенершей.

Неизвестно, какие чувства испытывала Анна к Лефорту. Надо полагать, красивый, ловкий, остроумный швейцарец, всегда любезный и нарядный, был ей приятен. Но надежд на брак не возникало — на девушке без имени не женятся. Кроме того, он был прочно женат на Елизавете Суге, дочери генерала Франца Буктовена, двоюродной сестре супруги другого любимца Петра, Патрика Гордона. А мечтой обеих девиц Монс было приличное замужество за состоятельным и добрым почтенным человеком. Желательно не очень старым, но чудеса случаются редко.

Может быть, желание угодить возлюбленной и пристроить ее старшую сестру Модесту побудило Лефорта привести в дом Монсов своего молодого друга — русского царя.

Петр всегда стремился к новому: знаниям, странам, лицам. Любознательность царя вошла в историю и действительно была одной из самых заметных черт его характера. Немецкая слобода явилась новым и интересным приключением. Он словно попал в иную страну, увидел других людей, не похожих на его неотесанных подданных. Аккуратные нарядные домики, ровные дорожки, розовые кусты под окнами — сколько раз описывали глубокое впечатление, произведенное на Петра европейским укладом жизни слободы. Для него там устраивались пиры и фейерверки, с ним беседовали о войне и политике, торговле и культуре.

Но как же сначала было неуютно в этом незнакомом месте молодому самодержцу! Ведь другой заметной чертой царя была характерная для плохо воспитанных людей чудовищная, почти болезненная застенчивость. Стесняясь, он становился угрюмым, еще более грубым и заносчивым. Какой шок он испытал, увидев не то что непокрытые головы иностранок, но голые руки, плечи, низкие декольте! И это были не блудницы, а честные замужние женщины! По прошествии многих лет, уже одержав славную победу под Полтавой, сделав Россию значительной силой в Европе, Петр так и не избавился от своей досадной стеснительности.

К. Валишевский, описывая пребывание императора во Франции, рассказывает, как тот не считался ни с титулами, ни с чьим-то старшинством, доводил до слез принцесс нарочитым пренебрежением, везде демонстрировал чувство превосходства и не проявлял никакой «учтивости» — исключительно «от робости и застенчивости», поскольку по мере привыкания к людям его недостаток вежливости сгладился. Принимая приглашения, переходя из дома в дом, «царь научился прекрасно держать себя даже с дамами».

Пока же Петр «держать себя с дамами» не умел. Вполне возможно, что в окружении пышных юбок, блестящих локонов, соблазнительных бюстов, круглых локотков и других невиданных прелестей он даже не сразу научился распознавать отдельные фигуры. Наверное, сначала, как всегда, он закрывал лицо руками, бормоча «Не Moiy смотреть», но скоро освоился. Иностранки произвели на него огромное впечатление. Модеста Монс проявила к нему благосклонность. Однако Петру этого было мало. Появились некая дочь ювелира Батгихера и пылкая Елена Фадермрехт, недурно знавшая по-русски. Ее имя сохранилось в истории благодаря письмам, которые она писала царю, когда тот отправился в военные похода, называя его «свет мой дорогой, мой обожаемый, чернобровенький, черноглазенький». Но увлечение иностранками не отбило у Петра охоту развлекаться с московскими служанками и блудными девками. Недаром лейб-медик Вильбуа говорил, что «в теле его величества сидит, должно быть, целый легион бесов сладострастия».

Царица была недовольна загулами мужа в Немецкой слободе. Общение с иностранцами, нехристями, еретиками и развратниками, вызывало у набожной Евдокии сильное раздражение, которое она не боялась высказывать мужу. В ответ он называл ее дурой, и все шло по-прежнему.