Личная жизнь шпиона. Книга первая

Снова очутившись на воздухе, он вдохнул сладкий запах весны и неторопливо прогулялся дворами на параллельную улицу, встал на край тротуара и помахал рукой, останавливая машину. Оказавшись у здания нового цирка, издали заметил на общей стоянке свои «жигули» и обрадовался машине так, будто встретил после долгой разлуки любимую женщину.

* * *

Греков поехал к тестю в поселок Красково. Быстро добрался до места, остановился у забора, нажал кнопку электрического звонка, укрепленного на столбе. Калитку открыл немолодой дядька в засаленной кепке и нищенских лохмотьях: резиновых ботах с латками, поношенном ватнике, прожженном на груди, и застиранных худых портках. Тесть так растрогался, что глаза увлажнились. Он помял в своих мозолистых лапах ладонь Грекова и повел его в дом.

— Ты что ж без звонка? Я бы приготовил чего…

— Я по-родственному, без церемоний.

Иван Семенович Носов вышел на пенсию, пустил в московскую квартиру азербайджанцев, торговавших на Центральном рынке, и переехал в загородный дом, большой, с приличной мебелью и городскими удобствами. Тут был даже телефон, потому что тесть выправил документы, будто он участник войны, имеет награды и даже инвалидность, хотя пороха не нюхал, а в военные годы сбежал из Москвы в Самарканд, устроился где-то на железной дороге, только под самый конец, ближе к победе, собрался в армию.

На участке росли вишневые деревья, только вишня, и ничего больше, почти как у Чехова. Летом все выглядит симпатично, но совсем скоро сценарий изменится, вишневый сад вырубят, землю и дом продадут. Греков шел по тропинке и думал: слава богу, недавно тесть закопал старую овчарку, невзлюбившую его, теперь можно приезжать в новых брюках.

Греков вытащил из карманов пару плоских флаконов одеколона «Чародей», — он от комаров помогает, — и коробочку с зажигалкой «уотермен», подарочный вариант. Носов повертел коробочку в руках, вспоминая, нет ли такой штуки в его огромной коллекции, улыбнулся, показывая золотые зубы. Зимой он долго томился один, теперь зять приехал, ему можно выложить небогатые здешние новости и поговорить о международном положении, узнать, когда война начнется.

Носов ушел к себе, вылез из телогрейки, сменил дырявую рубашку на новую. Заварил хорошего чая, открыл пачку овсяного печенья, насыпал в стеклянную вазочку карамель «снежок» и шоколадные конфеты. Сели на застекленной веранде, было тепло и солнечно, пахло весной. Тесть гордился, что зять в рот не берет ни водки, ни вина, поэтому своей вишневой наливки не предлагал.

Глава 31

Греков пил чай, тесть спрашивал, будет ли в следующем году война с Америкой или отложат. А если не будет с Америкой, может, китайцы нападут и, через год-другой, отхватят и заселят весь Дальний Восток и половину Сибири. Вот жгучий вопрос: если случиться война с китайцами, когда ее ждать.

Наконец, удовлетворив любопытство, Иван Семенович, спросил:

— А Людка моя так и не звонит, и не пишет?

— Нет известий, — скорбно покачал головой Греков. — Я бы сразу…

— Беспутная баба. Ну, черт с ним с отцом, с мужем. Но хоть сыну бы позвонила. А может, она звонила, а Максим не говорит?

— Он врать не приучен, — покачал головой Греков. — Когда вернусь, напомню ему, чтобы приехал, тебя навестил. Ты у него сам все спросишь. Он вырос за зиму. Зимнюю сессию на четверки сдал. В секцию ходит по баскетболу и еще на плавание.

— Максим в тебя, умный. Я вот что думаю… Может, пора снова в милицию сходить. Или в прокуратуру. Положить им на стол новое заявление. Ну, в розыск… Все-таки женщина ушла из дома почти три года назад. И все, ни слуху, ни духу. Будто ее на свете не было. Ты еще тогда рассказывал, что Людмила звонила несколько раз. В последнем разговоре прощения просила. И больше ни письма, ни звонка. Разве такое может быть, чтобы женщина пропала, а родные не чухаются. Если тебе долго этим заниматься, сам пойду.

Греков с досадой подумал, что Иван Семенович мужичонка настырный, и вправду пойдет в прокуратуру, запишется на прием, найдет адвоката. Снова начнут проверки, дознания. Сейчас для полного счастья именно этого не хватало, прокуратуры…

— Иван Семеныч, сколько меня таскали по допросам… Думал, предъявят обвинение в похищении или в убийстве. Запросто… И посадили бы. И не сел я только потому, что весь тот месяц провел в Сочи. Там каждый день меня видели десятки людей. А в милицию я столько раз ходил, что вспомнить тошно. И справки наводил через знакомых. Среди погибших ее нет. Числится пропавшей без вести.

— Хоть бы письмо оставила. Сердцем чувствую — она жива. Максима жалко. Растет парень без матери.

Почти каждый раз во время встречи Носов затевал этот муторный разговор о пропавшей дочери. А Греков, пересказывая обстоятельства ухода жены, своих разговоров с ней, последних недель и дней брачной жизни, сдабривал свои повествования все новыми и новыми нюансами. Будто эти мифические разговоры с Людмилой состоялись буквально вчера и были они длинными, почти бесконечными.