Личная жизнь шпиона. Книга вторая

Но все же, если вспомнить заслуги Корсакова перед Родиной, его научные работы и наконец его благородные седины, — личный вопрос все-таки желательно исключить из повестки. Сплетни расползутся по Москве, начнутся разговоры, пересуды. Зачем это? И что изменится, если решение о переезде в Куйбышев, временном переезде, всего на два-три года, уже принято наверху. Корсаков тоже кивал головой, хорошо понимая, что парторг намекает на какой-то скандал с участием его жены. Скандал настолько большой, что о нем узнали в Академии наук и на Старой площади, а теперь принимают меры, — так это у них называется.

Парторг задумчиво посмотрел на портрет Ленина, словно решал, как бы вождь мирового пролетариата поступил на его месте: потащил щекотливый вопрос на всеобщее обсуждение или все обтяпал втихаря, за закрытыми дверями. Ленин не дурак, чтобы шум поднимать, если можно все по-тихому.

— Так что вы думаете, Михаил Наумович: ставить вопрос о ваших личных отношениях с супругой, с Верой Ивановной, на широкое партийное обсуждение? Или отложить это дело?

— Обсуждать, конечно, нежелательно, — вздохнул Корсаков. — Но я очень сомневаюсь, что Верочка согласиться туда ехать. Она в Москве родилась, выросла…

— Ну мало ли кто где родился, — улыбнулся парторг и люди у стены тоже обменялись улыбками. — Господи… Я вот родился в бедном, нищем селе в Пензенской области. Но партия сказала: езжай, например, в Питер или в Москву. И я поехал, ни о чем не спрашивая. И все товарищи так поступили.

Люди на стульях кивали головами. Корсаков подумал, что лично он сможет покинуть Москву на некоторое время, но для жены это будет большим потрясением, она в столице как рыба в воде, а что на периферии? Ни друзей, ни знакомых, ни столичных театров, ни ресторанов. Кстати, они планировали ужин в «Пекине» на седьмом этаже, где балкон, с него отличный вид на Москву в вечерних огнях. Поход придется отложить. В Куйбышеве Верочка будет томиться, скучать.

— Я не про себя, — заупрямился Корсаков. — Но я не могу жену на веревке тащить. Она взрослый человек, пусть сама решает.

* * *

Повисла зловещая тишина, парторг нахмурился, откашлялся, и хотел что-то сказать, но его опередил один из приглашенных гостей, инструктор горкома, статный высокий мужчина с остекленевшими глазами, как у припадочного. Он поднялся, подошел ближе и сказал:

— Партия для меня — это святое.

Все собравшиеся закивали головами: да, и для нас партия — святое.

— Мы уважаем ваши научные заслуги, — продолжил инструктор, сверля глазами Корсакова. — Но ваша супруга, гражданка Игнатова бросает тень не только на лучшие научные кадры. Она бросает тень на коммунистическую партию. А пачкать партию грязными руками мы не позволим. Это я вам заявляю со всей ответственностью, как коммунист.

Инструктор говорил еще минут пять, Корсаков сидел неподвижно, словно врос в кресло, и чувствовал, как тяжело и часто бьется сердце. Через полчаса его на персональной машине увезли домой, накапав на дорогу валерьянки. Проблема с отъездом в Куйбышев была решена положительно и больше не вызывала никаких сомнений.

Дома он сказал, что завтра уже привезут железнодорожные билеты и еще приедет парочка женщин, они помогут упаковать вещи в коробки. Когда все закончат, квартира будет закрыта и опечатана до их возвращения. Он очень надеется, что в Куйбышеве Верочка не наделает новых ошибок, но, если это все-таки случится, их отправят куда-нибудь в Бухару или Самарканд, возможно, еще дальше. Жена рассмеялась так, будто ее черти щекотали, сказала, что никуда не поедет и заперлась в своей комнате.

Глава 13

Чуть свет Разин был на ногах. В большую сумку из синтетического материала он положил пакет с бутербродами и термос с чаем. Открыл металлический шкаф с оружием, выбрал видавшую виды двухстволку двенадцатого калибра производства тульского завода, разобрал, завернул стволы в старую рубашку, положил в сумку, туда же бросил коробку с патронами, снаряженные картечью и крупной дробью, плащ и свитер. Люди из группы наблюдения, которые будут его сопровождать, не удивятся, увидев его с габаритной поклажей. Денег у человека немного, расходы большие, и вот герой нашего времени снова спешит в комиссионку, чтобы продать вещи, оставшиеся от жены, свести концы с концами и порадовать себя лишней бутылкой.

Около восьми утра он спустился к машине, бросил сумку на заднее сидение и сел за руль. Он вырулил из двора, заметив, что за ним увязались «жигули», стоявшие возле трансформаторной будки, а следом еще одна машина, страховавшая первую. Он побывал на двух рынках, в комиссионном магазине, каждый раз забирал с собой сумку и возвращался обратно. Видимо, торговался с оценщиком, но везде давали сущие копейки.