Личная жизнь шпиона. Книга вторая

Выругавшись, Корсаков бросил трубку. Третий звонок был от Ивана Сиротенко, тоже директора крупного института и члена-корреспондента Академии наук, человека, которого Корсаков считал своим другом. Закрутился длинный тягучий разговор, полный намеков и недоговорок, из которого можно было понять, — в данный конкретный момент лучше выполнить то, что решили наверху, и не поднимать шума. Корсакова ценят и уважают все, и друзья, и коллеги, но ему надо ехать в Куйбышев, чем скорее, тем лучше. Сейчас весьма напряженная международная обстановка, следует прислушиваться к мнению партии и во всем ему следовать.

* * *

Корсаков пообещал, что так и сделает, поблагодарил за полезный совет, положил трубку и приуныл, если такое слышишь от человека, которому доверяешь, значит, дела совсем плохи. Он позвал жену. Наверное, Вера сидела в спальне и подслушивала, подняв трубку параллельно аппарата, тем лучше, ему не надо будет повторять то, что он только что услышал. Корсаков встал и зажег верхний свет, потому что хотел видеть лицо жены. Он остановился под люстрой посередине комнаты и стал мять в руках белый платок.

Вера переоделась в розовый стеганый халатик и забыла застегнуть верхнюю пуговку. По ее румяным щекам и блестящим глазам Корсаков понял, — точно, подслушивала.

— Верочка, у тебя появились неприятности, о которых мне еще не известно?

— Неприятности от меня не отстают. Каждый день что-то новое. Интриги, зависть. Эти людишки, которые меня окружают, просто сочатся ненавистью и злобой.

— Я не об этом. Мне нужно знать: случилось что-то серьезное? Или история с бывшей подругой, с покойной Таней Разиной, набрала обороты и вышла на новый уровень?

— Понятия не имею, — жена сжала губы и прищурилась.

— Тогда как прикажешь это понимать? Верочка, нам надо поговорить начистоту. Мне звонили разные люди, разными словами говорили одно и тоже. Они предлагают нам уехать из Москвы в Куйбышев. На время.

— Мне уже чемодан собирать? — Вера рассмеялась, но в ее глазах стояли слезы.

— Такие решения просто так не принимают. Должно быть основание, очень серьезное. Поэтому я спросил.

— Я тебе отвечаю: у меня неприятностей нет. Если тебя захотели убрать с работы, езжай в свой Куйбышев. Хоть завтра, хоть сейчас. Один, разумеется.

— Верочка, послушай…

— Я отдала тебе свою молодость и красоту не для того, чтобы прозябать в Куйбышеве.

Препираться не имело смысла, жена ушла в спальню, он сел в кресло и подумал, что с Верой сейчас надо бы построже, но он так не умел.

* * *

На следующий день с утра Михаил Наумович Корсаков приехал в Академию наук, поговорил с одним важным чиновником, который знал все кадровые перестановки. Новости были скорее хорошие, чем плохие. Да, наверху настаивают на отъезде Корсакова в Куйбышев, он займет должность главного инженера профильного завода. Но это не ссылка опального ученого. Никаких идеологических мотивов в новом назначении нет и не будет, Михаилу Наумовичу по-прежнему доверяют, ценят его инженерный и административный талант, — тут беспокоиться не надо.

Наверху настаивают на ускорении работы над прототипом изделия «лазурь», испытаний которого ждут в министерстве обороны. И еще: начальство советует не оставлять супругу в Москве, ту ей будет одиноко. Новая хорошая квартира, уже обставленная импортной мебелью, — это само собой, плюс персональная машина, продуктовые заказы. Вскоре уезжать из Куйбышева Михаил Наумович с супругой уже не захочет. Корсаков немного успокоился, но все равно пытался возражать, хоть и вяло, словно нехотя, но возражений не приняли.

Едва он приехал в институт, как секретарь партийной организации Герман Олегович Волков без стука зашел в его кабинет и сказал, что на сегодняшним расширенном заседании будет инструктор московского горкома, а также инструкторы из здешнего райкома. Но до заседания еще час, поэтому можно все обсудить в узком кругу. Он позвал из приемной трех мужчин, которых представил, но их имена тут же вылетели из головы Корсакова. Гости сели вдоль стены и приготовились слушать. Парторг присел за приставной столик.

Волков повторил, что скоро начнется заседание, но вопрос в повестке не совсем подходит для общественного широкого обсуждения партийцев, дело затрагивает личную жизнь Корсакова, поэтому огласка нежелательна. Конечно, от партии они не должны иметь никаких секретов, даже сугубо личных, в этом правиле нет исключений. Мужчины, сидевшие вдоль стены, не проронили ни слова, но согласно закивали головами, мол, исключений нет ни для кого.