Личное дело опера Иванова

Оксана наконец отпустила Маринку, что-то у неё спросила. Завертелись обе, всматриваясь в толпу… И Оксана поймала взгляд Андрея. И как-то сразу вся подобралась, опустила голову, подняла… Снова поймала взгляд Андрея, снова взволнованно потупилась. И так и стояла, теребя ремешок сумочки, пока он медленно, как водолаз-глубоководник в двадцатитрёхкилограммовых ботинках, тащился к ней.

– Пап, Оксана нашлась! – кинулась к нему навстречу Маринка.

– За Тёмкой посмотри, – вручил он ей руку брата.

– Ну па-а-п…

– Посмотри, сказал!

Остановился напротив Оксаны – руку протяни и коснёшься… Но он просто остановился. Как дурак. Взрослый мужик, а что сказать, что делать – не знает. Вернее, знает только то, что будь его воля, он бы её тут сейчас зажал. Но уместно ли?

– Я думал, ты уехала? – дурацкий вопрос, сам вырвался, при том, что в голове целый ураган других, совсем других мыслей! – Поезд же вроде уже…

– А, это прямой! – скованно улыбнулась Оксана. – Мне на него билета не досталось, поэтому я на транзитном. Через полчаса. Я… Я вот! – По-прежнему не поднимая глаз, полезла в сумочку, вынула какой-то конверт. – Это фотографии детей. Я их делала, да, но ни одна из них так и не ушла дальше меня. Вот, возьми… те. И я понимаю, что оправдываться глупо, но просто хотела сказать, что…

Андрей шагнул вперёд, обнял её лицо ладонями.

– Не уезжай, Оксан. Нам плохо без тебя… – Чёрт, не то! Как будто няньку просит не увольняться. – Вернее, мне плохо без тебя… – Ещё хуже! Ну как люди умудряются говорить правильные вещи в таких ситуациях?

Оксана положила свои ладони поверх его:

– Мне тоже без вас плохо. И без тебя. Очень.

– А Тёмка писить хочет! – раздалось вдруг совсем рядом.

Замерли в миллиметре от губ друг друга… и рассмеялись. Дети стояли вот, прямо под боком: Маринка скептически, даже слегка брезгливо кривилась, глядя на развесивших розовые нюни взрослых, а Тёмка действительно мялся, зажимая коленки.

– И я тоже, – добавила Маринка. – Но только чуть-чуть.

– Значит, так, – от греха подальше забрав у Оксаны чемодан, скомандовал Андрей, – девочки налево, мальчики направо! Встречаемся на улице возле фонтана. И дочь, присмотри там за Оксаной, ладно? – Подмигнул. – Что б больше не потерялась.

Потом, стоя у фонтана, бесконечные семь минут ждал пока вернутся его девочки. А увидев их, выходящих из центрального входа, понял, что не может контролировать улыбку, растягивающую рот до ушей. Хотелось скакать от счастья. Хотелось стиснуть Оксанку в объятиях и, отпустив контроль, нашептать ей каких-нибудь глупостей, чтобы вспыхнула от стеснения. Хотелось разговоров с нею по душам, чтобы точно знать, что она не в обиде, и чтобы быть уверенным, что и она знает – он тоже не в обиде.

И всё-таки он, пожалуй, правильные слова нашёл – им без неё плохо. Но не как без няньки, а именно без неё самой, ласковой, тёплой, единственной. И как только ему в голову могло тогда прийти, что он сможет и дальше, как раньше, – без неё? Не сможет. И от понимания этого было и непривычно волнительно, и хорошо. Как-то по-особенному спокойно и крепко.

– Пап, а поехали на карусели? – ещё издали закричала Маринка. – И в «Лакомку»! – Замельтешила, прыгая вокруг него мартышкой: – Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

Андрей глянул на часы: если прямо сейчас не поторопиться – опоздает на ковёр к Львовичу. Какие уж тут карусели.

– Тебе пора на службу? – поймала его жест Оксана. – Езжай, мы сами…

– Нет, – притягивая всех их к себе, перебил Андрей. – У меня сегодня законный отгул. Специально для личных дел. Для вас.

Эпилог

– Ну и где? – в который раз глянув на часы, нахмурился Львович. – Я что ему тут, биндюжник с явкой по вызову? Сколько можно ждать?

Говорил сам с собой, ни к кому конкретно не обращался, но опера́ притихли. Ажиотаж предстоящего мероприятия стремился к нулю. Теперь наоборот – не отхватить бы, попав под горячую руку оскорблённого начальства.

Ещё через пять минут молчаливого ожидания Львович попытался занять время пользой – принялся теребить собравшихся оперативников по текущим делам, докапываясь до каждой мелочи, задавая ненужные вопросы и вынуждая ребят не то, что там оправдываться, но и отбрёхиваться по мелочи. Потому что ход дела на бумажке – это одно, а на практике – совсем другое, и все это прекрасно понимали, включая и Львовича. Поэтому он вскоре опять замолчал и лишь сердито кряхтел, поглядывая на время.

– Чёрте что о себе возомнил! Ну я ему устрою оперативку! – разозлился уже не на шутку.

Запахло жареным, поэтому и Харламов рискнул:

– Так у него же вроде отгул, Борис Львович? Вы же, вроде, сами ему подписали? Может, по врачам мотается, по очередям сидит. Ну, знаете же как это бывает.

– Точно-точно! – поддакнул Генка Шевцов. – Вот я на той неделе к глазному хотел попасть, три часа просидел, так и не дождался.

Мишка Босых фыркнул.

– Да что глазной, ты бы попробовал к терапевту пробиться! У меня вот жена…

– Да что вы мне тут зубы заговариваете? – ударил кулаком по столу Львович. – Какой ещё, к чёрту, отгул?!

Но сам призадумался. Похоже, всё-таки вспомнил. Ещё минут через десять резко встал.