Личное дело Савелия Пузикова

Ну да, зря я так сказал. Но ведь и она хороша! Хоть бы для приличия почитала.

Во мне вдруг слабо шевельнулась надежда: «А может, директриса ещё одумается? Позвонит? Вдруг она каким-то чудом узнала номер моего телефона?»

Но я тут же наступил своей надежде на горло:

– Сказано же тебе было – не подходишь! И актёром тебе не стать – ни-ког-да!

В этом бабушка, конечно, права. Если не знаешь, кем быть, нечего в неизвестность и соваться!

«Чёрт меня вообще в этот подъезд понёс!» – в сердцах подумал я. И начал звонить репетитору.

– Надежда Владимировна, – пробасил я. – Это Сава. Вы извините, я сегодня не приду на алгебру.

– Савушка? – Надежда Владимировна меня, конечно же, не сразу узнала. С таким-то басом! – А что случилось, дорогой? Ты приболел?

– Да, – беззастенчиво соврал я. – Холодного кваса вчера попил, вот горло и прихватило.

– Мой ты ребёнок, – заохала репетитор. – Поправляйся скорее!

Она всегда такая. Чуть что – сразу причитать начинает. Сердобольная!

– Спасибо, постараюсь, – сказал я и быстро отключился, чтобы больше не врать.

Я этого ужасно не люблю. Просто хронически не переношу ложь и всё, что с нею связано. Ещё одно доказательство того, что актёром мне не быть. Потому что актёры – это кто? Первые вруны! Можно сказать, прирождённые.

«Ну и ладно! – с болью в сердце подумал я. – Ну и пожалуйста».

И поплёлся обратно домой.

«Может, мороженого купить? – внезапно подумалось мне. И я, конечно же, страшно обрадовался такой идее. – Раз маршрутка сегодня не нужна, то и монетам пропадать нечего».

«А как же диета? – услышал я вкрадчивый шепоток. – Овсянка и всё такое?»

– Замолчи! – шикнул я, копаясь в кармане. – Тебя вообще не спрашивают!

И стал демонстративно считать мелочь.

«Вот ты какой, – противно захихикал голосок. – А ещё герой называется».

– Без твоих комментариев обойдусь, – я подбросил монетки в воздух. – Сиди там и молчи. Нашлась тут.

Я же её сразу узнал! Свою потерянную совесть.

«Ленивый распустёха, – послышалось у меня в животе гнусавое пение. – Толстяк и бармаглот».

– Ничего-ничего! – пообещал я. – Сейчас ты у меня быстренько замолчишь! От шоколадного мороженого любая совесть враз замерзает!

Она испуганно запищала. Что-то там о чести и достоинстве. Но я уже и не слушал. Потому что зашёл в магазин.

* * *

Наспех прикончив мороженое, я наконец почувствовал что-то вроде умиротворения.

Нет, до этого, конечно, было ещё далеко. В сё-таки свежие раны долго не заживают. Но на душе у меня и правда немного полегчало. Прямо светло стало!

Поэтому-то я и решил, что самое время идти домой.

«Сейчас забацаю гигантский бутерброд и как залягу вместе с ним и книгой – все мои печали одной левой снимет», – бодрыми мыслями убеждал я сам себя.

Возле самого подъезда у меня затрещал телефон. «Опять мама!» – подумал я и без всякой радости сказал:

– Алло?

Но мне никто не ответил.

– Алло? – терпеливо повторил я. – Говорите!

Тишина. Я пожал плечами и отключился.

«Надо папе позвонить, – внезапно поду мал я, поднимаясь на наш этаж. – Напомнить, что у него есть сын. А вдруг он меня узнает?»

Смешного, конечно, мало. Папа ведёт себя так, как будто меня вообще нет на свете.

Я помотал головой, чтобы отделаться от грустных мыслей, открыл ключом дверь и с порога крикнул:

– Ба! Я уже дома!

И только потом вспомнил, что бабушки нет. Она же на занятиях.

Разувшись, я потопал в ванную мыть руки. Попутно заглянул в зеркало. Ну и видок! Вся физиономия в шоколадных разводах. Хорошо хоть, бабушка не видит. Представляю, что бы она мне на это сказала.

Я наклонился над раковиной и хорошенько умыл лицо. Умываться я люблю. Сразу себя моржом представляю, милым и усатым.

Сквозь шум воды я услышал настойчивое треньканье.

«Телефон!»

Рюкзак валялся в прихожей на полу, и я побежал к нему сломя голову. Мало ли кто там звонит.

Да! Стыдно признаться, но я всё ещё надеялся. Вот такой непоправимый человек.

– Алло? – пропыхтел я в трубку.

Молчание.

– Да что же это такое! – отругал я ни в чём не повинный телефон. – Ничего не слышно! Алло! Говорите!

Пи-пи-пи – связь оборвалась.

– Странно. – Я слегка поёжился. – Может, кто балуется?

«Юрка?» – кольнула меня внезапная мысль. Но я сразу её отмёл. Бред какой-то!

Я бросил телефон куда попало и промаршировал на кухню. И, конечно же, сразу свернул к холодильнику.

Трагедии трагедиями, а обед по расписанию.

– Ну-ка, посмотрим, что тут у нас есть!

В животе у меня приятно заурчало от пред вкушения. Мороженое там давно растаяло, а голод остался.

– А обед греть надо! – вспомнил я бабушкин наказ. – Значит, решено – бутерброды!

Я схватил кусок сыра, упаковку ветчины и, пританцовывая, закружился с ними по кухне. Видела бы меня сейчас Вероника Павловна! Это наша учительница по народным танцам. Она хорошая. Очень! Хоть и заставляет плясать гопак. А это ужас как непросто!

Я начал жонглировать в танце ветчиной и сыром, но, конечно, уронил и то и другое. Ну, когда-нибудь получится. Пусть и не сейчас.

Нагнувшись, я подобрал с пола продукты и тут заметил записку. Она лежала на столе, придавленная солонкой.

– Ничего себе, – удивился я. – С каких это пор? Бабушка в жизни не оставляла никаких записок.