Личное дело

Мелькнул он однажды лишь в показаниях Лаптева, бывшего председателя палаты Верховного Совета СССР, также большого «демократа», который после развала СССР мягко спланировал в кресло одного из руководителей концерна «Известия». Так вот, Лаптев рассказывает о своем телефонном разговоре с Яковлевым, который состоялся в первой половине дня 19 августа.

Оказывается, последний был в курсе того, что у здания Моссовета намечается проведение первого митинга «демократов» против введения чрезвычайного положения. «Могут быть задержания и аресты, — рассуждал Яковлев. — А вот если митинг не разгонят, тогда этот ГКЧП и его деяния — пустое и бояться нечего…» Сами участники этого диалога на митинг, конечно, не пошли.

Этот эпизод показателен для Яковлева. Он постоянно видит грань, за которой кончается личная безопасность, и никогда эту грань не переходит. Вот когда опасности нет — тут можно и выкатить грудь колесом. Проиллюстрирую это утверждение лишь одним примером.

Прошло уже больше года с того времени, как я был арестован. И вдруг слышу, как в зале Конституционного суда во время дачи свидетельских показаний по «делу КПСС» Яковлев заявляет, что КГБ готовил его убийство в автомобильной катастрофе. О готовящемся покушении его якобы предупредил какой-то генерал, после чего Александр Николаевич будто бы бросил мне решительный вызов: «Учти, Крючков, я написал письма, и в случае моей гибели произойдет разоблачение!»

Поразительная по своей беспардонности ложь! Причем не выдерживающая никакой критики! Конечно, такого разговора между нами никогда не было, как не готовилось, разумеется, и никакого покушения.

Но, может, действительно был какой-то генерал, который сознательно ввел в заблуждение и так не слишком-то храброго Александра Николаевича? Впрочем, и в это поверить трудно.

Что помешало тогда Яковлеву обнародовать этот «факт» раньше, еще в бытность мою председателем КГБ? Доложить Президенту, с которым его связывали столь теплые отношения, Верховному Совету? Сообщить журналистам? Наконец, рассказать об этом в августе — сентябре 1991 года, а не целый год спустя?

Я отреагировал на эту клевету так, как это можно было делать в моем положении арестованного, — обратился к генеральному прокурору с требованием провести официальное расследование этого публичного заявления и вменить мне в вину организацию покушения на жизнь Яковлева.

Следствие в этом случае провести было несложно: прошло немного времени, и сотрудники аппарата КГБ СССР, через которых я якобы собирался осуществить покушение, все были наверняка живы. И генерала-осведомителя можно было бы смело назвать по имени, да еще представить к награде — как-никак, спас жизнь «отцу русской демократии»!

Попутно, кстати, я просил прокуратуру опять-таки вменить мне в вину и расследовать другую чушь, которая пошла гулять с легкой руки одного из корреспондентов «Московских новостей»: оказывается, несколько лет назад я готовил террористический акт и против Ельцина. Причем его убийство должно было произойти в Таджикистане, и был даже назван мой соучастник — руководитель органов безопасности республики.

Но разоблачать наветы политических мерзавцев, если они числились в «демократах», прокуратура не спешила. Рядовые следователи, читая эти клеветнические сообщения, лишь изумленно разводили руками, а их руководители предпочитали попросту не реагировать на мои заявления…

Но тем временем я и мой адвокат Иванов проявляли настойчивость и требовали от прокуратуры возбудить уголовное дело по «фактам» готовящегося якобы покушения на Яковлева и Ельцина со всеми вытекающими отсюда последствиями. Тем более что обо всем этом Яковлев объявил не где-либо, а в зале Конституционного суда!

Правда, о покушении на Яковлева я слышал впервые, а что касается Ельцина, то люди уже привыкли к тому, что на него очень часто покушались в разное время, при разных обстоятельствах, поэтому большого внимания на это не обратили. Ведь если вспомнить, то поначалу попытались утопить Бориса Николаевича в Москве-реке и кинули его туда с моста, да еще с мешком на голове, но Борис Николаевич доказал, что он спортивный человек, развязал мешок, вынырнул и оказался жив.

Поскольку покушение на жизнь человека образует состав преступления, то МВД СССР начало расследование.

История эта произошла в 1989 году, Борис Николаевич был тогда членом Верховного Совета СССР. Вскоре Бакатин — тогдашний министр внутренних дел Союза — по требованию Верховного Совета доложил на его заседании о результатах проверки, заявил о прекращении расследования за отсутствием самого события.

На недоуменные вопросы парламентариев Ельцин никаких пояснений не дал, ограничившись репликой: «Это моя частная жизнь».