Личное правосудие

Столичный экспресс покинул Торн, когда закончились праздничные гуляния по поводу открытия навигации и стало темнеть. Выехав на окраины портового города, паровоз уже набрал максимальную скорость. Последний, общий вагон ощутимо болтало, впрочем, пассажирам, что кое-как наскребли на билет до столицы, было плевать на комфорт, лишь бы ехать. Никто не обращал внимания на смрад и грязь, двух коз и десяток кур. Курили прямо в вагоне, малолетняя шпана из-под козырьков кепок поглядывая на задремавших пассажиров выбирала, кого бы оставить без кошелька…

– Билет покажи! – вагоновожатый снова пнул человека в тамбуре, – иначе позову охрану, и тебя выкинут из вагона как раз на Императорском мосту! Если не разобьешься о железные фермы моста, то точно сдохнешь, когда шлепнешься в воду!

– Слышал, но никогда не видел этого великого сооружения, – не поднимая головы, человек протянул билет в грязной руке.

– То-то, – хмыкнул вагоновожатый и брезгливо протянул билет обратно.

– Простите, а когда мы будем проезжать этот мост?

– Через час, – отмахнувшись, ответил вагоновожатый, и поспешил покинуть неприятное место.

Оборванец запустил руку под засаленный и в заплатах брезентовый бушлат, потянул из-за пазухи за цепочку часы-луковицы, сверился со временем, щелкнул крышкой и, натянув поглубже шляпу, задремал.

Человек в старом бушлате и обвисшей шляпе в тусклом свете освещения пробирался через вагоны, он дошел почти до середин состава и остановился в тамбуре престижного мягкого вагона. Дверь была закрыта и пришлось применять отмычку – кусок стальной проволоки, наконец, несложный замок сдался, дверь открылась. Напевая что-то себе под нос, одетый словно для похода в театр вагоновожатый возился с сервировкой закусок на большом подносе, стоя спиной к коридору. На подносе кроме витиеватой бутыли, трех стаканов, пары тарелок с нарезкой из мяса и овощей, лежало три яблока.

– Это в какое купе?

– Второе, – не задумываясь, ответил вагоновожатый, и только потом повернулся, но удивиться не успел, получив резкий удар в селезенку и потеряв сознание.

Колеса отстукивали успокаивающий ритм, вагон почти не качало, полумрак освещения… Кинт прошел до нужной двери, посмотрел по сторонам, коротко постучал и опустил руки, поймав рукояти вывалившихся из рукавов двух длинных и тонких обоюдоострых клинков.

– Наконец-то! – дверь широко распахнулась, но не так широко, как единственный глаз Чедда, который он тут же потерял.

Кинт утопил клинок по самую рукоять, пробив череп Чедда сзади, а затем пихнул тело на молодого стрелка, и сразу подскочив к нему, резанул вторым клинком по горлу. С офицером вышло не так, как запланировал Кинт, он хотел проделать с ним тоже, что они сделали со стариком Тьешем, но ударив его кулаком в висок со всей злобой и ненавистью, он проломил ему череп.

– Проклятье… – Кинт закрыл дверь и пустился на оббитую кожей мягкую лавку рядом с хрипящим стрелком, который все еще сучил ногами, но уже почти умер, – повезло тебе, господин офицер.

В массивной стеклянной пепельнице на столе дымила сигара, Кинт взял ее, затянулся и выдохнул дым в приоткрытое окно. Кинт сидел так еще несколько минут, вглядываясь в сумерки, а когда увидел, что состав начал изгибаться на повороте перед длинным мостом через реку, открыл окно полностью, забрал с собой клинки, и полез на крышу вагона. Теперь оставалось покинуть столичный экспресс, несущийся в ночи. Перед мостом машинист немного сбавит скорость, и нужно будет прыгнуть прежде, чем начнутся фермы моста, и будет возможность пролететь по инерции и приземлиться в воду не очень далеко от берега. Течение у реки сильное, много водоворотов, можно не выплыть… Держась за грибок вентиляции, Кинт присел в готовности, вглядываясь в тусклый свет от вагонов и щурясь от едкого дыма что стелился за паровозом над вагонами. Еще мгновения, прыжок!

Удар! Воды быстрой реки сомкнулись над головой, воздух, что Кинт набрал полные легкие, буквально вышибло, то ли от силы удара о воду, то ли от холода. Быстро промокшая одежда и тяжелые сапоги тянули вниз. Медленно опускаясь ко дну, Кинт стал выпутываться из бушлата, кое-как сняв его с себя, затем сапоги и рывок вверх, к воздуху, которого уже не осталось…

Вынырнув Кинт наконец сделал шумный глубокий вдох, а потом закричал, скорее заревел:

– А-а-а-а-а!

Течение быстро сносило его ниже от моста, было трудно плыть и главное – не видно куда, но вот на фоне звездного неба промелькнули кроны деревьев на берегу, и Кинт, размашистыми гребками поплыл в их сторону. Берег был подмыт и обрывист, но удалось зацепиться за корни деревьев. Некоторое время Кинт провел в воде, зацепившись за корни, восстанавливая дыхание и силы, но почувствовав, что начинает замерзать, с трудом забрался по корням на высокий берег. Раздевшись донага, он хорошенько отжал всю одежду, снова надел ее и побрел вдоль берега к повороту старого тракта, что до железнодорожного моста шел параллельно путям, а потом отворачивал на запад.