Читаем Личность и Абсолют полностью

Этот вывод предполагает много интересных следствий, в частности невозможность адекватной постановки вопроса об истинности языковых выражений применительно к предикатам второго и последующих порядков, которые не имеют «самоличного» выхода на область реальных референтов. С точки зрения лосевской философии языка получается, что весь огромный пласт современной лингвистики, посвященный проблеме выявления условий истинности высказываний, основан при всей аналитической и практической важности его разработок на неотчетливом, плавающем, а иногда и прямо ложном фундаменте. Любое реальное высказывание представляет собой клубок референциальных, синтагматических, предикативных и прагматических свойств, не говоря уже о случаях дополнительного к ним подключения конкретно–психологических, ситуативных и чувственных параметров речи, которые низбежно наполняют инвариантные в смысловом отношении грамматические и синтаксические формы инородным содержанием. Будучи таковым, реальное живое высказывание не может напрямую верифицироваться по критерию истинности, — это в принципе известно. Но, как следует из изложенного выше, не могут верифицироваться на истинность, по Лосеву, и те высказывания, которые хотя и освобождены посредством ряда абстрагирующих и типологизирующих процедур от психологчески–чувственной конкретики, но сохраняют в себе такой глагольно–предикативный акт, в котором произвольно объединяются два разноприродных семантических действия. Прямой, без промежуточных звеньев, верификации на истинность подлежит, по Лосеву, только сфера самопорождающегося и саморазвивающегося смысла, т. е. эйдетическилогосная сфера (первый уровень предикации); и только в этой сфере соответственно могут быть найдены действительно конститутивные для языка и имеющие реальное отношение к проблеме истинности правила семантического согласования. Все остальное надстроено и потому зависимо от этой сферы; без связи с областью саморазвивающегося смысла «естественная речь» отношения к проблеме истинности не имеет; без такого вектора она представляет собой сплошной и «слепой» поток ни на чем не основанных и ни в чем не фиксированных, плавающих предикаций, поскольку в ней как таковой нет ни реальных субъектов, ни реальных референтов.

Не противоречит этой лосевской оценке ситуации, а косвенно подтверждает ее и тот—один из наиболее влиятельных на сегодня— подход к проблемам референции, истинности и предикативности, который ориентирован на языковые примитивы, т. е. на базовые случаи максимально конкретизированного (и психологически, и чувственно) использования языковых фраз. Языковые примитивы—это полюсно противоположная лосевской эйдетике сфера использования языка, т. е. его нижний, максимально меонизированный уровень, на котором по закону зеркальной обратностй имеются частичные функциональные заменители эйдоса и логоса, их абсолютно меонизированные (психические и материально–чувственные) «двойники», которые способны иммитировать фундирующие языковой смысл функции эйдоса и логоса. Чередующиеся колебания по амплитуде между тем, что воспринимается как «метафизика», и «примитивами» естественны для рационализма. Обращение лингвистики к полюсу примитивов как раз и свидетельствует о ее неудовлетворенности результатами своих предшествующих сугубо «промежуточных», т. е. освобожденных от всяческой «метафизики», разысканий, висящих, с лосевской точки зрения, «в пустоте» и потому не имеющих возможности для выхода к реальным онтологическим референтам.

На фоне предложенной здесь реконструкции лосевской концепции предикативности отчетливо проявляется значимость той ключевой для всей лосевской философии идей о сущностном сближении мифа с диалектикой, о которой говорилось выше и которая максимально, как теперь выясняется, проблематизйрует отношения мифа с языком. Действительно, с одной стороны, миф, сущностно сближаемый с диалектикой, безусловно, относился Лосевым к эйдетической сфере, т. е. к первому—непроизвольному и способному к адекватной референции—уровню предикативности, но, с другой стороны, будучи всегда, по Лосеву, облачен в непосредственно языковую форму, более того — всегда включая в себя глагольный предикативный акт, миф приближен тем самым и ко второму уровню предикативности. Здесь «во весь рост» встает одна из самых острых и весьма перспективных для лингвистики проблем, поднятых русским символизмом, — проблема своего рода «эйдетизации» в мифе предикативного акта, т. е. проблема «скрещения» в мифе первого и второго уровней лосевской предикативности, но это—особая тема, требующая отдельного рассмотрения.

Л. А. Гоготишвили

<p>ПРИМЕЧАНИЯ</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Этика Спинозы как метафизика морали
Этика Спинозы как метафизика морали

В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни. Автор данного исследования предлагает неординарное прочтение натуралистической доктрины Спинозы, показывая, что фигурирующая здесь «естественная» установка человеческого разума всякий раз использует некоторый методологический «оператор», соответствующий тому или иному конкретному контексту. При анализе фундаментальных тем этической доктрины Спинозы автор книги вводит понятие «онтологического априори». В работе использован материал основных философских произведений Спинозы, а также подробно анализируются некоторые значимые письма великого моралиста. Она опирается на многочисленные современные исследования творческого наследия Спинозы в западной и отечественной историко-философской науке.

Аслан Гусаевич Гаджикурбанов

Философия / Образование и наука