Личность и Эрос

Предположим, что в кафе, где я обычно встречаю моего друга Пьера, он сейчас отсутствует. Я прихожу в кафе с опозданием и не нахожу Пьера: его здесь нет. Я ищу его в пространстве кафе, и мои поиски открывают мнереальность отсутствия Пьера в измерениях этого конкретного пространства. Кафе, с его столами и стульями, где мы обычно сидим, с его зеркалами, с его тяжелым от людского дыхания и дыма воздухом, с его завсегдатаями, разговорами, звяканьем чашек и рюмок, — все это предстает передо мной как конкретное пространственное целое, в котором отсутствует Пьер; и каждый элемент этого пространства делает отсутствие Пьера чем-то реально существующим^[332]. В том, что Пьера здесь нет, я убеждаюсь не просто с одного взгляда, брошенного в знакомый угол, на тот конкретный стул, где обычно его застаю. Пьер отсутствует в пространстве кафе в целом:^[333] кафе "являет" мне отсутствие Пьера, "наполняется" для меня отсутствием Пьера. И как раз такое "не вмещающее" Пьера пространство удостоверяет для меня существование Пьера с большей очевидностью, чем если бы он присутствовал в этом месте^[334]. Я убеждаюсь в том, что Пьера здесь нет; и этот опыт оказывается для меня переживанием непосредственной связи с Пьером, которое вызвано конкретным пространством его отсутствия^[335]. При этом аналогичный опыт, тоже истинный, но только с точки зрения разума (например, "здесь нет Веллингтона" или "нет Поля Валери"), не имеет для меня никакого значения, не составляет опыта отношения и близости через отсутствие^[336].

Пьера здесь нет, и тем не менее он именно сейчас непосредственно существует для меня в конкретной непротяженной близости. Измеримое в своей протяженности пространство кафе открывает мне отсутствие Пьера как жизненную достоверность его существования, как опыт непротяженного "напротив", как мою личную соотнесенность с Пьером. Когда Пьер здесь, тогда пространство не имеет того личностного измерения^[337], которое сейчас мне открывается через его отсутствие. Когда Пьер здесь, тогда имеет место конкретное присутствие в определенном месте; моим сознанием оно воспринимается как самоочевидное. Но сейчас, когда Пьера здесь нет, самоочевидность пропадает, сознание перестает работать автоматически. И тогда наступает до–сознательное узнавание того непротяженного пространства, в котором существует личное отношение. Теперь Пьер становится прежде всего вторым членом непосредственного отношения. В качестве такового он упраздняет объективированное измеримое отстояние. Отсутствие Пьера "определяет" жизненное пространство экзистенциальной близости. Благодаря отсутствию существование сознает себя как динамичный эк–стаз "навстречу" второму члену личного отношения.

Конечно, наше изложение — это эксплуатация предложенного Сартром примера: сам Сартр использовал его совершенно в других целях. Указывая на отсутствие Петра, он вовсе не имел в виду обозначить непротяженность личного "напротив", а хотел определить отсутствие как реальность не–бытия (non–^etre)^[338], определить понятие сущего относительно Ничто. Но сам этот пример опыта личного отсутствия приводит к таким выводам, которые заставляют преодолеть (хотя, быть может, и не отвергнуть) исходную идею Сартра.

§ 39. ВОЗМОЖНЫЕ ОНТОЛОГИЧЕСКИЕ ИНТЕРПРЕТАЦИИ СОБЫТИЯ ОТСУТСТВИЯ КАК ОПЫТА НИЧТОЖЕНИЯ ОНТИЧЕСКОЙ ЯВЛЕННОСТИ

Бесспорно, сознание отсутствия удостоверяет существование другого тем, что "ничтожит" чувственную близость, выявляя реальность бытия изнутри опыта не–бытия. Переживание реальности не–бытия, которое в то же время удостоверяет бытие, составляет трагический опыт возможности существования воплощать как бытие, так и не–бытие. Этот опыт есть то, что Сартр называет тоской, — то есть сознание экзистенциального тождества бытия и небытия (сознание того, что мое бытие, то, чт я есть сейчас, — это мое будущее как не–бытие)^[339].