Личность и Эрос

Вкушение и опыт этого ставшего нетленным времени общения доступно верующим в литургическом времени Церкви. Любое литургическое евхаристическое собрание — это не повторение, воспоминание и символ приобщения к миру как плоти Слова, но вечно живая возможность участвовать в общении, в событии "природного" соединения Бога и человека. Как всякий раз новая и вместе с тем неизменная возможность причастности Логосу, Евхаристия соединяет прошлое и будущее в непосредственном настоящем присутствия. Преподавая и совершая Евхаристию, Церковь воплощает в жизнь универсальное экзистенциальное единство, в котором упраздняются любые бытийные, этические или временные отличия. Живые и усопшие, ближние и дальние, святые и грешники, первые и последние — все они присутствуют здесь и теперь, "соединенные" Христом и "во Христе", в непосредственности личного отношения со Христом. Опыт "вечной жизни" в Церкви, опыт вечности Церкви нельзя объяснить (разве что относительно и образно) с помощью философского понятия "бессмертия души". Воплощение Бога спасает не "душу", а всего человека — таким, каким его воспринял Христос в Своей богочеловеческой плоти^[443]. Вечность Церкви есть опыт превращения времени в непосредственность присутствия - воплощенного присутствия Слова и диахронного присутствия причастного Слову Тела.

Литургическое время Церкви претворяет временную последовательность в праздничное свидетельство о настоящем времени спасения. Параллельно и, по существу, вне, за пределами исчислимого времени, которым измеряется тление, Церковь обладает своим собственным временным циклом, непрерывным динамичным круговоротом, воссоединяющим жизнь "тождественного и единого" в эротической единовидности. Достоверность спасения выражена в каждодневном празднестве. Цикл церковных праздников и подвижен, и неподвижен - как неподвижное движение и движущийся покой. Церковные праздники — это непрерывно следующие один за другим разрывы в горизонтальном времени тления: разрывы, которые открывают возможность опыта "непротяженной и беспредельной" жизни, опыта "вечного", "причастного вечности" времени, "причастного вечности бытия"^[444]. Литургическое время — это время литургии Тела, где все члены участвуют в одном и том же опыте непосредственной личной близости. Это время Царства Божьего, непротяженное настоящее "Восьмого дня": в отличие от "седмицы, измеряющей время"^[445], Восьмой День "указывает на способ, каким существует сверхприродное и сверхвременне"^[446]. Непротяженное настоящее Восьмого Дня есть модус существования, есть событие отношения человека с Богом как дление эротического общения.

Воплощение Слова упраздняет не только непрерывность, но и перемещение времени — перемещение как историю: всю эту утопию возможных динамичных "перемен" и постепенных улучшений в сфере объективных "установлений", всю эту фиктивную вечность безысходного "становления", которое питается человеческими страданиями, насилием, антагонизмами, страхом, ненавистью, зверством угнетения, бессилием благих намерений. История есть лишь то, что может объективироваться во времени. И потому не история являет нам непосредственность личного отношения, а богослужение, эрос, искусство или такая политика, которая реализуется как справедливость и самоотдача. И сколько бы свидетельств жизни личности ни сохранялось — вопреки времени — в людской памяти, в ней увековечиваются не объективированные исторические окаменелости, а непосредственные события личного присутствия, всегда и везде актуальные возможности личной причастности к жизни. Воплощение Логоса упраздняет историю, потому что подытоживает "становление", "перемеривая" человека мерой истины. Оно являет жизнь в истине и саму истину как жизнь. Вследствие такой переоценки история, эта вереница возможных изменений, предстает как форма рабства объективированному времени. Человек, замкнутый в историческом "становлении", есть временн'aя монада, рабски покорная или мятежная, но не переступающая границ тех объективных "установлений", которые ее определяют. Она намертво связана с шестернями общественной меры прав и обязанностей, с порочным кругом времени — денег.