Идентификация способствует социализации – мы отождествляем себя, например, с профессиональной группой, чувствуем себя ее частью, а ее ценности – своими. Мы говорим: «Мы, врачи», «Мы, физики», «Мы, управленцы» и т. д. Это может быть отождествление по национальном признаку: «Мы, армяне», «Мы, немцы», «Мы, русские». По возрастному признаку: «молодежь» и т. д. Где в это время проходят наши границы? Эту картину трудно изобразить наглядно, поскольку в нашем трехмерном мире она невозможна. Подобные границы гораздо шире границ личности и в них входят множество других людей, обладающих заданным признаком, но и уже, поскольку в них вписывается только некоторая часть личности. Мы воспринимаем себя как представителей какой-то общности, говорим от ее лица. Если кто-то нелестно отзывается о той группе, к которой мы себя причисляем, то чувствуем себя задетыми, хотя нам лично это высказывание не адресовано.
В купе едут четыре женщины, одна жалуется на здоровье, две других подхватывают тему. Потом они втроем ругают медицину, здравоохранение, равнодушных врачей и ленивых медсестер. Четвертая женщина не участвует в разговоре, но заметно, что он ей неприятен. Позже она не выдерживает и встает на защиту врачей, разгорается спор, в итоге выясняется, что она участковый терапевт в поликлинике.
Частный случай идентификации – идентификация с агрессором, мощный защитный механизм, который помогает справляться со страхом. Его впервые описала Анна Фрейд в одноименной статье. Там идет речь о маленькой девочке.
«Дома она боялась проходить через темный зал из страха перед привидениями. Однако внезапно она обнаружила способ, позволявший ей делать это: она пробегала через зал, выделывая различные странные жесты… „Можно не бояться, когда идешь через зал, – сказала она, – нужно лишь представить себе, что ты то самое привидение, которое должно тебе встретиться“. Так обнаружилось, что ее магические жесты представляют собой движения, которые, по ее мнению, должно делать привидение».
Если у нас нет способов работать со страхом сознательно, мы укрощаем его, присваивая себе символы (например, элементы одежды) или поведение тех, кто нас пугает. У ребенка таких способов может еще не быть в силу его возраста. Но и взрослые могут оказаться в ситуации, когда их психика использует этот защитный механизм.
Стокгольмский синдром
Так начали называть идентификацию с агрессором у людей после реального захвата заложников в Стокгольме в 1973 году. Освобожденный из тюрьмы преступник Олссон захватил банк, взяв в заложники четырех человек.
Он потребовал доставить в банк его сокамерника Улофссона, что и было выполнено. C 23 по 28 августа продолжались переговоры, в которых одна из заложниц, Кристин Энмарк, сказала, что опасается полиции больше, чем захватчиков.
Затем преступники сдались, а заложники были освобождены – но отказались давать показания против нарушителей и даже собирали деньги, чтобы нанять для них адвокатов. С Улофссона были сняты обвинения, поскольку он доказал, что не помогал Олссону и пытался спасти заложников. После этого он отправился в тюрьму, чтобы отбыть до конца предыдущий срок, а когда вышел на свободу, у него завязался роман с Кристин Энмарк[36]. Которая позже забеременела от него, но беременность оказалась внематочной и была потеряна. После этого их отношения окончились, но дружба осталась.
Стокгольмский синдром – не научный термин, масштабные исследования затруднены ввиду редкости подобных ситуации, но, по данным ФБР, он встречается лишь в 8 % случаев захвата заложников[37], причем в 3 % из них проявляется только как недовольство действиями полиции, а не как симпатия к захватчикам.
О Стокгольмском синдроме часто вспоминают, когда обсуждается домашнее насилие: пострадавший[38] оправдывает действия агрессора, винит себя, пытается не раздражать и угождать угрожающему. Вот несколько ложных убеждений, которыми обычно сопровождаются насильственные отношения:
причина действий другого – не в нем самом, а во мне;
я могу изменить его поведение, осталось только понять, как;
мне нужно угадать его желания и соответствовать им, и тогда все будет хорошо.
Вопросы, которые можно себе задать для того, чтобы осознать свои личные границы:
какое чувство/эмоцию я испытываю чаще всего в течение дня;
когда, при каких обстоятельствах я чувствую себя спокойно и безопасно;
когда, при каких обстоятельствах я чувствую себя уверенно и свободно;
чего я хочу для себя;
какие у меня цели помимо тех, что связаны с партнерскими отношениями;
помогает ли мне партнер достигать моих собственных целей или мешает;
кто и что мне может помочь в решении моих проблем и достижении моих целей (родные, знакомые, организации, специалисты, литература по вопросу и т. д.).
Проекция