Личные истины

Человека можно рассматривать либо цельно, либо никак. Созданная два столетия назад химера «экономического человека» не сменилась, но осложнилась в наши дни другой химерой – «человека физиологического». Со всем почтением к небесной механике надо сказать, что человеку в мировоззрениях этого рода отводится то же место, что камню или планете в астрономических расчетах: подразумевается, что в каждый данный миг на этого человека оказывает влияние только одна сила. Сначала это только удобное допущение, затем (это непременно происходит, поскольку речь идет о мировоззрениях) всякая нерешительность отбрасывается и человек – удобства ради – начинает действительно рассматриваться как находящийся под влиянием одной-единственной силы. Применительно к небесным телам это еще допустимо, но в отношении человека приводит к заведомой лжи. Мир человеческий перекраивается произвольно, в зависимости от того, какую силу считает верховной тот или иной мыслитель. Для ныне господствующего взгляда такими силой является жажда обладать, направленная на материальные блага – деньги и удовольствия. Думаю, этим выражением охватывается как мудрость Маркса, так и мудрость Фрейда. Неудивительно, что итоги умственного развития на этой почве оказываются более чем скромными. Тогда как все высшие душевные движения, по своему существу, суть движения отдающего (и творчество, и любовь – радостная самоотдача), западный мир в качестве «господствующей силы» выбрал жажду брать, а не отдавать, и это оказалось решающим.

***

Наука наших дней часто смешивает орудие действия с деятелем (как и признак действия – с действием). «У топора есть свойство рубить деревья». Но кто же всё-таки рубит деревья? «Этот вопрос – проявление темноты и невежества», отвечает наука. Деятель найден – чего же еще беспокоиться?

***

Ученый не может иметь мировоззрения, но только свою науку. «Зачем мне мировоззрение, когда у меня есть факты?» Право иметь систему взглядов оставляется нашим неразумным предкам; мы же с благоговением принимаем факты, как некоторые дары небес. Я говорил об этом много раз, и – если бы мог быть услышан – заслужил бы прозвище «ретрограда» и «врага просвещения». Но дело ведь не в том, что некий писатель, по непросвещенности своей, нападает на науку, а в действительно трагическом положении слепой водительницы слепых, которое эта наука заняла.

***

Ставка на разврат, какую делает наше время, безошибочна, но успех ее лишь на краткое время. Когда соитие перестанет быть радостью влюбленных и сделается приправой к сытной еде и вкусному питью, массы позна́ют усталость, пресыщенность и томление… Сладко лишь поядание запретного; с исчезновением запрета уйдет и сладость, и само желание. «Нарушение запретов», это излюбленное лакомство современности, скоро потеряет свой вкус, потому что запретное исчезнет. К нарушению каких заповедей будут призывать защитники «прав и свобод», когда запретное станет повседневным?

***

Ужасно то, что сила добра как будто совсем иссякла в мире. Есть только сила зла – или безразличие к нему, готовое подчиниться чему угодно, только бы оно было «популярно» и «современно». Нам не к чему прилепиться душой; нет такого дела, которому мы могли бы желать победы; нет другого добра, кроме того, что теплится в нас самих; вокруг – непроглядная ночь… Мы можем только отвращаться, отрицать, не принимать – но ни на что не можем смотреть с надеждой…

***