Личный дневник моей фиктивной жены

«Алексей Корф» — так ко мне никто не обращался. И это тоже меня обескуражило. Я для всех уже давно был или Алексей Владимирович, или без отчества для самых близких. По фамилии ко мне обращались разве что в лихие годы. Это тогда мы любили, когда нас именовали гордо и по фамилиям, чтобы каждая собака знала, кто каким районом заправляет. Каждый подвал, ресторан, палатка на рынке знала, кто их крышует. Достаточно было произнести: «Баршай» или «Корф», и уже ни у кого не возникало вопросов. И я со сладкой горечью вспомнил те самые времена, наши золотые времена малиновых пиджаков. Я вспомнил, как мы с Баршаем первый раз братались, а перед тем у нас с ним было пять стрелок. Мы сидели за шикарно накрытым столом, ломившимся от яств и напитков, в дорогом и знаменитом тогда ресторане Москвы «Мираж» на Новом Арбате недалеко от не менее известного казино «Метелица» и чувствовали себя королями, особенно оглядевшись на бедные массы советского пролетариата. Я тогда ведь искренне полагал, что всё могу. И раз я выбился в люди, урвал себе и своей матери кусок хорошей и сытой жизни, значит, так каждый может, просто не все хотят. Я же не сразу стал тем самым «Корфом» с шикарными домами, машинами с личным водителем, золотым банковскими картами. Да, я не пахал на заводе, как миллионы советских граждан, но работал мозгами, использовал любую возможность, рисковал жизнью в прямом смысле, терял и падал, и снова вставал, начинал всё с нуля… Она снова закашлялась, и мне пришлось вернуться из воспоминаний в мою отвратительную реальность.

— Вы не умеете курить, это видно. Дайте сюда ненавистную сигарету, вам не идёт. Вон кашляете как! — И я выхватил у неё сигарету, затушил. О чём тут же пожалел…

— Знаешь, дорогой, я тебе не Ника! Это ей ты мог помыкать, как тебе заблагорассудится! И больше никогда не смей за меня решать, что я должна делать, а что нет!

— И давно мы перешли на ты?

— Давно, Алёша. С тех самых пор, как ты начал портить жизнь моей лучшей и единственной подруги. Имей ввиду, если ты выйдешь сухим из воды, я этого так не оставлю. Илларион Львович, вы слышите?! Я сама тогда накажу вашего драгоценного Корфа, если его не накажет Российский суд.

Обстановка накалилась до нельзя. Все, прощающиеся с Вероникой, смотрели в недоумении на нашу с рыжей девицей перепалку и ждали окончания. Не знаю, чем бы закончилось сие действие, если бы не майор Лёвушкин.

— Маргарита Эдуардовна, не советую вам при мне делать столь смелые заявления. Вы хоть и находитесь в моём подразделении под программой по защите свидетелей, прав вам дополнительных это не даёт. Чаша моего терпения по отношению к вам очень скоро переполнится. Что тогда вы будете делать, фрау Ротенберг, звонить в родную Германию? Мы не будем судить Алексея Владимировича, как бы вам того не хотелось. Я уже неоднократно призывал вас к разуму, объяснял, что у следствия нет улик, доказательств причастности Алексея к гибели его супруги. Мы ищем и намерены найти истинного убийцу. Вас это удовлетворит?

Маргарита Эдуардовна скривила недовольно лицо, скрестила руки на груди и демонстративно отвернулась от нас с Илларионом, поставив незримо точку в нашем разговоре. И мы все снова продолжили провожать Веронику в последний путь.

— Почему фрау Ротенберг, майор?

— Ааа, ну её! Лёша, эта рыжая фурия уже всю кровь мою выпила. Если бы не следствие, давно бы я её уже депортировал на историческую родину в Германию. Она же у нас вся такая богемная, благородного происхождения, неприкосновенная. Зато сама! — И Илларион Львович, которого я всегда видел сосредоточенным, деловым, серьёзным, спокойным, истерически схватился руками за волосы, его лицо исказила злость вперемешку с отчаянием. А я негромко рассмеялся.

— Надо же, нашёлся кто-то, кто выводит майора Лёвушкина из себя сильнее, чем я.

— Брось ты. Что было, между нами, то быльем поросло. Долго ведь я тогда потом ещё копался в твоём деле, так что истину знаю. Но если бы не твой адвокат Вяземский, сел бы тогда надолго, сам знаешь.

— Слава Богу, я могу теперь спать спокойно, что моя совесть чиста перед законом. Значит, фрау из Германии. Очень интересно. То у моей жены не было вообще подруг, то теперь есть фрау из Германии. А вы проверяли эту Ротенберг?

— Мог бы и не задавать мне такие вопросы. Конечно, проверяли. Чиста, ни одного пятнышка нет в биографии. Кстати, запись того вашего с Павлом Баршаем диалога нам любезно предоставила фрау.

— А откуда у неё взялась эта сфабрикованная запись?

— Маргарите Эдуардовне запись прислал неизвестный на электронную почту накануне случившейся трагедии. Работал профессионал, так как нам не удалось установить даже, из какой точки мира произошла отправка письма.

— Дело ясное, что дело тёмное. Я прямо чувствую себя большим человек — против меня разворачивается такая нешуточная масштабная военная операция.

— Нам точно не до шуток. У меня много было глухарей, но, чтобы так… Черта с два.

— Да, вы, майор, ругаться умеете. Свят, свят. А я уж думал, над вами светится нимб высоко интеллигентного и воспитанного человека.