Личный досмотр

— Да, — со вздохом сказал он, испытывая знакомое чувство отвращения к себе, — непорядок.

— Так сколько ему лет, — стараясь говорить рассудительно, откликнулся задержанный. — Ясное дело, поизносился. Разве это преступление?

Углов придал лицу наставительное выражение и раскрыл паспорт на последней странице. Из паспорта выпали две или три табачных крошки, и лейтенант смахнул их на пол рукавом кителя.

— Вот, — сказал он, постукивая согнутым пальцем по напечатанному на последней странице «Извлечению из положения о паспортной системе в СССР». — Вы это когда-нибудь читали? Тут черным по белому написано: граждане несут административную ответственность за небрежное хранение паспорта. Дать вам почитать?

Задержанный молча вздохнул и отрицательно помотал головой: он начал понимать и проникаться царившей здесь атмосферой суконной безнадеги, чему немало способствовал Шестаков, сидевший на диванчике и выжидательно похлопывавший резиновой дубинкой по раскрытой ладони.

— Фамилия? — спросил Углов, придвигая к себе бланк протокола.

— Там написано, — кивая на злополучный паспорт, уныло сказал задержанный. Шестаков напрягся и привстал, но лейтенант остановил его нетерпеливым жестом.

— Записать в протоколе, что вы отказались себя назвать? — спросил он.

— Вот черт, — вздохнул задержанный. — Вам что, больше делать нечего?

— Ну что за пидор! — воскликнул Шестаков, вставая и делая шаг к задержанному. Тот вздрогнул и поспешно продиктовал лейтенанту свою фамилию, имя и отчество.

Углов старательно все записал и полистал паспорт, отыскивая штамп с пропиской.

— Так, — сказал он, найдя нужную страницу. — Значит, место жительства у нас Мо...

— Мозырь, — со вздохом подсказал задержанный.

— Точно, Мозырь, — с удивлением подтвердил Углов. — Это что же, в Белоруссии, что ли?

— В Белоруссии, — сказал задержанный таким тоном, словно признавался в изнасиловании столетней старухи.

— Так, — сказал Углов, с отвращением сминая испорченный бланк протокола и возвращая задержанному паспорт. — Вы свободны. А паспорт все-таки приведите в порядок, а еще лучше — обменяйте. У вас же там, кажется, как раз сейчас паспорта меняют...

— Ну теперь-то уж обязательно, — торопливо пряча паспорт во внутренний карман куртки, сказал задержанный. Вид у него был совершенно обалдевший, как, впрочем, и у Шестакова. — Только я не совсем понял...

— Да что тут понимать, — вяло ответил Углов, стараясь не смотреть на Шестакова. — По закону вы — иностранный подданный, и ваш паспорт — не наша забота. Счастливого пути.

— До свидания, — расцветая на глазах, сказал задержанный. — Спасибо. Ну дела, — пробормотал он, скрываясь за дверью.

— Что за ерунда? — возмутился Шестаков. — Что это значит?

— Это значит, — мстительно ответил лейтенант, — что на инструктажах надо слушать, а не в носу ковыряться. Этому положению сто лет в обед, а для тебя, видите ли, открытие...

— Вот блин, — раздосадованно сказал Шестаков. — Отвертелся, сучий потрох. Зря ты его отпустил.

— Ничего не зря, — огрызнулся Углов. — За этот протокол наш Капитоныч мне бы яйца оторвал.., и тебе, между прочим, тоже.

— Хрен с ним, — махнул рукой сержант и затопал к дверям. — Другого поймаю. Я их, педиков, научу Родину любить. Пойду прошвырнусь.

— Ага, — с облегчением сказал Углов, — давай Чтоб ты сдох, придурок, — добавил он, когда дверь за Шестаковым закрылась.

Он давно подозревал, что сержант дан ему судьбой в наказание за какие-то совершенные в прошлой жизни грехи, но не мог даже вообразить, каким суровым окажется это наказание.

* * *

«Аккуратность, — подумал майор Постышев. — Самоконтроль и самообладание. Я спокоен, я абсолютно спокоен...»

Он аккуратно и с полным самообладанием опустил телефонную трубку на рычаги, аккуратно развязал вдруг переставшими сгибаться пальцами галстук-бабочку, аккуратно положил его на столик возле телефона и вдруг с треском рванул на себе ворот крахмальной сорочки, так что во все стороны брызнули оторванные пуговицы.

— Я ведь говорила, что тебе не надо больше пить, — с осуждением заметила жена. — Посмотри, во что ты превратил свою единственную приличную рубашку...

— Заткнись, курица!!! — неожиданно для самого себя гаркнул майор, едва не порвав голосовые связки. — Извини, — спохватившись, добавил он, — я не хотел тебя обидеть.

— Правда? — с холодным недоверием в голосе спросила жена и поджав губы в спальню.

— Правда, — глядя ей вслед, ответил майор. — А может, и нет...

Он стащил с себя смокинг и с мстительным удовольствием зашвырнул в дальний угол. В левой половине груди опять засела тупая игла, которая мешала двигать рукой и не давала вздохнуть полной грудью, но майор мысленно отмахнулся от нее: отстань, не до тебя, и игла послушно исчезла.

Постышев снова взялся за телефонную трубку, но остановился, с сомнением глядя на дверь спальни.

Сквозь щель под дверью пробивался слабый свет: жена успокаивала нервы чтением.

— Мать твою, — пробормотал майор. — Не квартира, а Дом культуры. Ни минуты покоя!

Он отправился на кухню и, закурив, вынул из кармана трубку мобильника. «Ладно, — подумал он, набирая номер, — на худой конец, сойдет и Мешок.»