Личный друг Бога

Хозяина «Хромого мула» звали Халеном. Он был плешив и конопат и носил прозвище Рыжий. Всю свою жизнь он батрачил, работал на чужой земле, на чужих людей, но два года назад умерший дядя неожиданно оставил ему в наследство харчевню, и Хален с семьей перебрался на новое место жительства. Со временем он освоился, привык к своему заведению, приносящему стабильный доход, но вот робость и покорная услужливость никуда не делись. Хозяин прибыльной харчевни вел себя как нищий батрак — что, впрочем, многим посетителям нравилось…

Танк появлялся в кабинете почти каждый день, но редко из него выходил — по крайней мере, через дверь. Чем он тут занимался, Хален не знал. Иногда квартирант дергал веревку, натянутую над столом, и тогда в обеденном зале и на кухне бряцали грозди бубенцов. Хален или кто-то из его семьи спешили узнать, что на этот раз потребовалось Танку. Обычно ему требовались еда и питье. Реже — бумага, перья или чернила. Постоялец писал много, бумагу брал пачками, чернила — бутылями. О чем писал — неизвестно, где хранил написанное — непонятно. «Я слышал, есть такие — буквоеды, — неуверенно поделился Хален, рассказывая Глебу о странностях Танка. — Вроде бы они пишут на бумаге и съедают, что написали. Напишут „мясо“ — и бумага как мясо на вкус получается. Напишут „халва“ — и отрывают по кусочку, обсасывают. А чернилами запивают…»

Насчет людей, которые назовут имя Танка и скажут, что пришли к нему, у Халена были точные инструкции. Ему было велено таким людям ни в чем не отказывать, отвечать на любые их вопросы, а в случае надобности — сопроводить в кабинет и со всеми удобствами там устроить.

Глеб поинтересовался, много ли таких людей приходит. Хален, поразмыслив, ответил, что много. В неделю два-три человека появляются, обычно все те же, знакомые. Сидят недолго, уходят быстро. А иногда и не уходят, а словно пропадают…

Когда Хален стал повторяться, Глеб поблагодарил его и сказал, что им хотелось бы отдохнуть. Хозяин понял его правильно и поспешно направился к двери, но Глеб окликнул его.

— Еще одна маленькая просьба, — сказал он.

— Все, что угодно.

— Если есть возможность, пусть кто-нибудь поищет паренька по имени Горр. Он слегка диковат и, наверное, будет заметен. На вид ему пятнадцать-шестнадцать лет, он худой и давно не стриженный.

— Хорошо, — кивнул Рыжий Хален. — Я попрошу своего сына заняться этим. У него много знакомых мальчишек.

— И пусть еще они поищут девушку по имени Фива…

Хален почтительно выслушал Глеба, кивнул и удалился, тихо прикрыв за собой дверь. Больше он не появлялся; он знал, что если гости захотят его видеть, то связки бубенцов, похожие на гроздья железного винограда, известят его об этом…

— Ну вот, — сказал Глеб, устраиваясь в плетеном кресле перед письменным столом. — Наконец-то не надо никуда бежать, а можно спокойно посидеть… — Он выложил на стол все книги, из деревянного лотка вынул лист бумаги, подвинул к себе чернильницу, взял из стакана чистое очинённое перо. — Надеюсь, хозяин простит мне маленькое самоуправство.

Он обмакнул перо в чернила, занес его над бумагой, решая, какими будут первые слова. И вывел: «Я, Глеб Истомин, настоящим письмом обращаюсь к себе…»

— Что ты пишешь? — спросил Ирт. Он лежал на кровати и листал какой-то альбом. Кажется, это был бестиарий.

— Да вот, давно уже собирался выложить на бумагу кое-какие свои мысли. Если я страдаю хронической потерей памяти, — он криво ухмыльнулся, дернул плечом, — мне будет полезно потом ознакомиться с этими записками.

Ирт помолчал, разглядывая картинки демонов и чудовищ. Глеб скрипел пером — перо было непростое, оно набирало чернил на целый абзац и отдавало их бумаге ровно, словно капиллярная ручка

— Говорят, Богоборец может найти путь в мир Двуживущих, — тихо сказал Ирт.

— Что? — Глеб перестал писать, повернулся к товарищу.

— Говорят, что те, кто будет рядом с ним, смогут стать Двуживущими.

— Кто говорит? Легенды?

— Рабы… — Ирт закрыл книгу, посмотрел на Глеба. — Никто так не хочет свободы, как рабы. Они верят, что Богоборец пришел в Мир, чтобы освободить их. Они считают, что ты заберешь их с собой, когда найдешь путь

— Путь в реальность? И как же я его отыщу? Когда?… — Глеб посмеивался, но ждал ответа с замиранием сердца.

— Я не знаю.

— Может, Танк знает?

— Может быть.

— Или… Или Белиал.

— Возможно…

Глеб задумался, поглаживая пером щеку, глядя на последнюю строчку и удивляясь чудовищности написанного:

«…Епископ мертв. Ты тоже мертв. Вот уже несколько лет…»

— Мы все рабы, — заметил Ирт, отворачиваясь. — Рабы Мира. Ты тоже, Богоборец.

— Нет! — с неожиданной злобой сказал Глеб. — Еще ничего не известно! — Он макнул перо в чернильницу, выдернул из лотка чистый лист бумаги.

«…Все это может оказаться чудовищным обманом, психологическим экспериментом, программным сбоем, болезнью, кошмаром — чем угодно. Я точно знаю лишь то, что не могу заснуть и вернуться в реальность…»

Перо скрежетало, бумага рвалась, буквы выходили жирные, острые.

«…Все вокруг словно сговорились. Всё вокруг заставляет меня поверить в невозможное…»