Личный оборотень королевы

Паршин: Я пошел покурить. Жена не разрешает дома. Вышел на площадку, встал у окна. Смотрю во дворик, жду спектакля.

Лесков: Не понял?

Паршин: Ой, ну да вы же видели наш дворик. Со всех сторон закрытый старыми двухэтажными домишками, сверху крыши нависают, в общем, он, как этот… раньше в спальнях такие были… под пологом…

Лесков: Вы имеете в виду альков?

Паршин: Вот именно. Альков. И в этом алькове вечно кто-нибудь… ну, вы понимаете. Чуть не каждый вечер кто-нибудь да предается нечистым, так сказать, страстям. Почему-то забывают, что кругом люди живут, что могут в окошко выглянуть. Я такое не раз видел. Ну вот и сейчас. Главное дело, луна сияет, все разглядеть можно! Он ее к стенке сарая притиснул и… это… понужает, как мой дед выражался. Аж сарай скрипеть начал! Ну, тут она застонала – знаете, как женщина стонет, когда ее достанешь, – и он заохал да заахал, хорошо, значит, ему, – и отпустил ее. Стали они застегиваться да прихорашиваться, а сами так довольненько похохатывают да целуются. Вдруг она замерла и рукой через его плечо на что-то показывает. А глаза в два раза больше стали! И рот открыла, да ни слова выговорить не может! И раз – поползла по стеночке сарая… В обморок, значит, упала.

Он-то, режиссер этот, Костромин, начал ее поднимать, потом вдруг замер, будто что-то почуял, обернулся… и руками начал махать, и тоже рот открыл, а кричать не может. Потом схватил эту, которая в обмороке, приподнял ее и потащил к подворотне – чтобы, значит, из двора бежать… и все оглядывается, все оглядывается. Тут и я увидел, от кого он бежит.

Идет голая женщина, ну вся голая, на плечи только плащик легонький наброшен. Я смотрю и глазам не верю… Идет и как-то ковыляет, с ноги на ногу переваливается, будто не туфли на ней, а коровьи копыта. Лицо бледное, как мертвое, под глазами черно, губы черные, а может, так при лунном свете чудилось. Идет и руки к ним тянет с черными ногтями. Нет, конечно, они, наверное, красные были, просто так казалось… Ну, он, Костромин, в подворотню кое-как втащил свою девушку, а она, эта, голая-то, метнулась за ними – и тут же слышу: вскрикнул кто-то, потом хрип – и все стихло.

Я стою, будто прибило меня к месту, жду, выйдет кто-то из подворотни или нет, но так и не дождался, хотя минут пять прошло. Побежал в другую комнату – ну, окнами на улицу, – тишина, ну так ведь за полночь уже было, это небось в Москве толпами народ гуляет в такую пору, а в нашей дыре все дрыхнут без задних ног. Вдруг вижу – вдали идут под ручку мужчина и женщина, не видел, как одеты, вроде он в джинсах был и в темной рубашке, а в руках, показалось мне, большую сумку держал.

Лесков: Все?

Паршин: Да вроде все.

Лесков: Вам ничего не показалось странным в облике или поведении этой пары?

Паршин: Какой? Которая шла по улице? Да вроде нет, хотя да… я потом вспомнил, что женщина вроде в плаще была, а жарища стояла что днем, что ночью.

Лесков: И что вы делали потом?

Паршин: Потом вернулся к другому окну и вижу – из подворотни какой-то черный ручей течет. Я даже не подумал, что там кто-то свои делишки поделал, ну, помочился или что, – нет, сразу неладное почуял. Пошел, посмотрел… увидел тех двоих, режиссера и девушку его… все в кровище лежали, будто им кто-то горло перегрыз, какой-то зверь! Ну, меня тут же и вывернуло под стеночку. А потом что? Потом побежал домой, чтобы в милицию позвонить…

* * *

– Он боится, что отец заметет мои следы, что ли? – со слабой улыбкой проговорила Лидия. – За что он меня так возненавидел, этот капитан? Да и к вам он реально неравнодушен…

– Не ко мне, а к ОРАП, который я представляю и возглавляю, – уточнил Грушин. – Видите ли, среди дел, которые забрали у райотделов и передали нам, было также и то, которое вел Табунов. Я не сразу, но все же вспомнил его. Жертвой очень похожего преступления стала его жена. Она и ее спутник… оба были убиты на улице. Таким же страшным образом, как эти два парня.

Лидия хотела спросить, когда это случилось, но ее снова затошнило, и она предпочла промолчать.

– Табунов был отстранен от участия в расследовании как лицо заинтересованное. Он считает это несправедливым. Убийцу мы пока не нашли, но Табунов убежден, что убийство совершила женщина.

– Это почему он так решил? – насторожилась Лидия.

– Ну, он… – Грушин посмотрел задумчиво. – Он, когда понял, что убийство раскрыть довольно сложно, впал в отчаяние и обратился к экстрасенсу, а тот сообщил, что в убийстве напрямую замешана женщина.

– Обратился к экстрасенсу?! – изумленно повторила Лидия.

– Ну да, а что такого? Очень популярная публика! На самом деле люди суеверны ничуть не менее, чем двести-триста лет назад, когда, чуть что, бежали к знахаркам, колдунам и цыганкам. Между прочим, вы вообще знаете, что такое ОРАП?

– Нет, откуда же мне знать?!

– Ну так вот, это – Отдел расследования аномальных преступлений. Понятно? Всех, в которых присутствует некий элемент…

Он запнулся.