Личный поверенный товарища Дзержинского

— Да уж, после обращения к товарищу Сталину все языки и прижмут, — сказал Миронов, — здесь листочек с адресом, по которому нужно писать в экстренных случаях. Все сообщения для вас будут подписываться именем Мария. Сейчас вы выбирайте себе условное имя, чтобы спать спокойнее.

— А почему у Центра женское имя? — спросил я.

— Считайте, что это Дева Мария, — сказал Миронов, — а как же будем называть вас?

— Давайте запишем — Фред, — сказал я.

— Но это же не немецкое имя, — удивился Миронов.

— Если немецкое имя, то и коню понятно, что сообщение передаётся для Германии, зачем подчёркивать то, что не нужно, — ответил я.

— Резонно, — сказал Миронов, — на посошок и за удачу. И запомните ещё одно — сигнал опасности — слово «сказывать» в любой вариации, в том числе и в слове «рассказывать».

— Запомнил, — сказал я, — но и ты учти, что в случае большой опасности для меня ты являешься единственной моей связью для доставки конфиденциальных сообщений от высших руководителей Рейха для высших руководителей СССР, и если кто-то придёт к тебе от моего имени, гони его прочь. Сделай так, чтобы в моём деле осталась запись об этом направлении моего оперативного использования.

— А ты не думаешь, что это может стать нам смертным приговором? — спросил Миронов.

— Не думаю, — сказал я, — всё равно возникнет ситуация, когда понадобится наша помощь для устройства сверхсекретных контактов.

— Не слишком ли ты далеко заглядываешь? — спросил Николай Васильевич.

— Что значит далеко, — рассмеялся я, — время бежит так быстро, что даже эпохи начинают мелькать перед глазами.

Глава 37

На следующий день я выехал из Москвы в западном направлении и через двое суток предъявлял свой паспорт пограничному наряду на советско-польской границе.

— Счастливого пути, — сказал мне пограничный лейтенант и поставил в паспорте штамп выезда.

Часа через три в километре от этого места после смены колёсных пар на западный размер в вагон вошли польские пограничники. Мой паспорт только на зуб не пробовали.

— Шчесливэй подружы (Счастливого пути), — офицер приложил два пальца к козырьку конфедератки и пограничники вышли.

Мой немецкий язык и паспорт были как красная тряпка для быков. Я подолгу нигде не задерживался, потому что можно было натолкнуться на явную провокацию и быть обвинённым в агрессии. Вся пропаганда была настроена на лозунги, что чужой земли Польше не надо и своей земли они никому не отдадут. Никто не верил в то, что Германия осмелится поступить с Данцигом так же, как с Австрией. А Риббентроп в Москве подписывает Договор о ненападении.

Встреча со связным прошла хорошо. Ответ от высшего польского руководства поступил быстро, в устной форме. Польша не пойдёт на уступки и отразит любую агрессию.

Расстались со связным по-доброму, канал законсервировали до лучших времён.

25 августа я уже был в Южной Силезии и докладывал о прибытии Мюллеру. Шеф был раздражён, так у него бывало всегда, когда дела шли не так, как хотелось. Коллеги сказали, что он в числе других получил нагоняй от Гейдриха, поэтому лучше у него ничем не интересоваться.

Этим могла объясняться некоторая холодность Мюллера по отношению ко мне, но было непонятно равнодушие к результатам моей поездки в Россию и в Польшу.

— Возвращайтесь в Берлин, — сказал мне Мюллер, — и напишите подробный отчёт о поездке. До моего приезда вы будете находиться в изоляции на объекте «С».

В Берлин я поехал в сопровождении двух сотрудников, а объектом «С» был загородный коттедж с охраной и сигнализацией. Там иногда встречались руководители СС и принимались наиболее ценные агенты.

Похоже, что мне был прописан сладкий арест. Но за что? Похоже, что и Мюллер тоже не знает, за что, иначе бы меня сразу отправили во внутреннюю тюрьму. Отчёт я написал быстро и стал ждать приезда шефа.

31 августа «польские военные» напали на радиостанцию в Гливице, а уже 1 сентября 1939 года вооружённые силы Германии с союзниками вторгаются в Польшу. В качестве союзников выступили войска Словакии.

3 сентября Великобритания, Франция, Австралия и Новая Зеландия объявляют войну Германии. В течение нескольких дней к ним присоединяются Канада, Ньюфаундленд, Южно-Африканский Союз и Непал.

Судя по всему, это не последние участники всех этих событий и война заполыхает на всех континентах.

6 сентября на объект прибыл Мюллер. Прочитал мой отчёт и спросил:

— Вы больше ничего не хотите добавить к написанному?

— Хотел бы, но только конфиденциально, господин бригадефюрер, — сказал я.

— Вот как, — Мюллер удивлённо поднял брови. — Хорошо, пойдёмте, прогуляемся.

Мы вышли на улицу и пошли по аллейке.

— Говорите, здесь можно, — сказал шеф.

— У меня плохие известия для вас, господин бригадефюрер, — сказал я.

Мюллер остановился, уставившись в меня пронизывающим взглядом своих маленьких глаз.

— Интересно, что может быть хуже того, что я приготовил для вас, — спросил он.

— А что может угрожать офицеру, — легкомысленно сказал я, — дальше Польши не пошлют, меньше взвода не дадут, а вот я почти на сто процентов уверен, что в системе гестапо работает агент НКВД.