Чувствуя, как от нехватки воздуха слезы застилают глаза, я обессиленно обмякла в его руках. Кровь шумела в ушах. Заходясь в безумной агонии, мужчина бормотал что-то еще, но я уже не могла разобрать слов, как вдруг его обезображенное лицо перекосило от боли и… изумления, и в следующий момент он, резко отпустив меня, замертво рухнул на пол.
За его спиной, тяжело дыша и держа в руках что-то длинное и тяжелое, стоял Алик Хейзер. Его волосы были взъерошены, а лицо пылало от возбуждения.
– Ты в порядке? – спросил он, подняв на меня испуганный взгляд.
Я попыталась ответить, но в следующий момент ноги предательски подогнулись, и я упала на колени, жадно хватая ртом воздух и заходясь в истошном кашле. Отшвырнув балку, Алик бросился ко мне. Положив руку мне на спину, он не отрывал от меня взволнованных глаз до тех пор, пока я не набрала достаточно кислорода в легкие и из последних сил, приподнявшись на локтях, изнеможенно не прислонилась спиной к стене.
– Он сказал, что я мертва, – сглотнув, прошептала я. – Он узнал меня, но сказал, что я умерла несколько лет назад…
– Да, а еще он сказал, что он не Михаил Перх и вместо двух сыновей у него дочь, – равнодушно констатировал Питер, показавшись в дверном проеме. – В этом и заключается безумие, Мария. Люди видят то, чего нет, и верят в то, что никогда не происходило…
Бесстрастно склонившись над телом мужчины, он приложил два пальца к его горлу.
– Пульса нет, – сказал Адлерберг, обратившись к Алику. – Похоже, ты его укокошил. – Встав, он отряхнулся от мнимой пыли на светлой рубашке и отвел плечи назад, разминая спину. – Поздравляю, минус один свидетель с Мельниса.
Бросив сконфуженный взгляд в сторону мертвого тела, Алик едва заметно вздрогнул.
– Он уже давно был мертв. Я лишь убил то, что от него осталось.
– Может, и так, – отозвался Питер, и всего на секунду в его голосе послышалась эфемерная грусть. – Может, и так.
– Мне очень жаль, – еле слышно прошептала я, сжав ладонь Алика. – Я думала, что смогу достучаться до него. Надеялась, что, вспомнив меня, он сможет вспомнить что-то еще.
– Это не твоя вина, – выдохнул Алик, поднимаясь. – Мне не следовало приводить тебя сюда. Мы уже давно поняли, что Перх не в себе. Я должен был предвидеть, что он не безопасен.
Пытаясь скрыть легкую дрожь в руках, он сунул их в карманы и отвел глаза. При мысли о том, что он молчаливо корит себя в смерти Михаила, у меня защемило сердце.
– Уходите, – коротко велел Питер, отвернувшись. – Я разберусь.
– Что с ним будет? – тихо спросила я, посмотрев на мужчину.
Михаил Перх завалился на правый бок: с разбитого затылка крупными каплями стекала кровь, расползаясь небольшой лужицей на белоснежном полу. Его единственный левый глаз закатился, но так и остался открытым.
– Люди умирают тут каждый день, – холодно ответил Адлерберг, – за неделю мы потеряли более трети всех, кого нам удалось вытащить с Мельниса.
– Иди. – Когда я поднялась на ноги, Алик мимолетно коснулся моей руки, кивнув в сторону двери. – Дальше мы сами.
– Нет, – сухо отрезал Питер, – выметайтесь оба.
Алик сжал челюсти:
– Я останусь. Его смерть на моих руках.
Обернувшись, Питер сделал пару шагов навстречу и, с леденящим равнодушием перешагнув через тело Михаила, опустил ногу в паре сантиметров от его окровавленной разбитой головы. Когда он поднял глаза, в них была пустота. Ни гнева, ни черной иронии, ни сожаления, ни пренебрежения – лишь бесконечная глухая пустота, поглотившая все возможные чувства, что могли свидетельствовать о не чуждой ему человечности.
– Я сказал, выметайтесь оба, Хейзер, – бесстрастно повторил он, глядя на Алика. – Я разберусь.