Лидерство и самообман. Жизнь, свободная от шор

Я ежедневно трудился с шести утра до полуночи. Три раза в день посещал лавочку в лобби и покупал рогалик, сэндвич или салат. Потом возвращался к себе на 21-й и ел, продолжая копаться в бумагах.

Если бы тогда меня спросили, в чем моя цель, я сказал бы: «Стараюсь как можно лучше составить документы, чтобы защитить наших клиентов и закрыть сделку». Или что-то в этом духе. Но о моей работе в Сан-Франциско нужно знать еще кое-что.

Все встречи, важные для протоколов, с которыми я работал, проходили на 25-м этаже. Эти «переговоры в верхах» были крайне значимы для меня, поскольку любое изменение в ходе процесса должно быть отражено в документах, которые я составлял. Но на 25-й этаж я заглядывал нечасто.

Целых десять дней я питался всухомятку и однажды случайно узнал, что в главном конференц-зале на 25-м этаже точно по расписанию подают еду для всех участвующих в проекте. Я был потрясен тем, что мне никто об этом не сказал. При этом меня дважды пропесочили за то, что я не учел в документах последние изменения. Но о них тоже никто не говорил! К тому же я услышал обвинение, что меня трудно найти. Кроме того, ведущий партнер два раза за это время интересовался моим мнением по вопросам, которые мне вообще в голову не приходили — а должны были, если бы я потрудился подумать. Они входили в зону моей ответственности, и эту работу должен был выполнять не он, а я.

На этом Бад закончил и сел.

— А теперь, Том, позвольте вас спросить. Из того, что вы знаете о моей работе в Сан-Франциско, можно ли заключить, что я действительно «старался как можно лучше составить документы, чтобы защитить наших клиентов и закрыть сделку»?

— Нет, — сказал я, покачав головой. Меня удивило, с какой легкостью я обвинял самого Бада Джефферсона. — Скорее, вы были заняты чем-то другим. Похоже, проект вас вообще не очень интересовал.

— Именно, — согласился он. — Я не интересовался проектом. А понимал ли это ведущий партнер?

— Думаю, за десять дней все стало очевидно, — предположил я.

— Он мог достаточно судить, чтобы по крайней мере пару раз меня отчитать, — сказал Бад. — Как думаете, сказал ли он, что я разделяю общее видение? Что я предан делу? Что был максимально полезен для других участников сделки?

— Нет, не думаю. Держась в изоляции, вы подвергали дела риску — его дела, — ответил я.

— Вынужден с вами согласиться, — сказал Бад. — Я стал проблемой, что и говорить. Не интересовался сделкой, не был предан делу, не понимал ситуации, доставлял неудобства другим и так далее. Но подумайте: как бы я отреагировал, если бы мне кто-то сказал, что я недостаточно предан или заинтересован в результате? Согласился бы я с этим человеком?

Я стал думать.

— Сомневаюсь. Довольно сложно соглашаться, когда тебя критикуют. Если бы вас стали обвинять, вы, вероятно, начали бы защищаться.

— Подумайте, какие аргументы я стал бы приводить, — сказал Бад, согласно кивнув. — Например: кто бросил новорожденного и полетел в Сан-Франциско? Я. Кто трудился по двадцать часов в день? Я. — Он все больше воодушевлялся. — Кого заставили работать на четыре этажа ниже остальных? Меня. Кому забывали передавать даже самые важные подробности — например, о питании? Мне. Итак, кто, с моей точки зрения, представлял собой проблему?

— Гм, полагаю, вы считали, что основная трудность кроется в других, — ответил я, начиная понимать этот интересный парадокс.

— Да, уж поверьте, — ответил он. — А как насчет преданности делу, вовлеченности в процесс, соответствия идеалам компании? Понимаете ли вы, что, с моей точки зрения, я не просто участвовал в проекте, но был вообще самым заинтересованным лицом? Потому что, как мне казалось, ни у кого не возникало столько препятствий, как у меня. И я мужественно их преодолевал.

— Верно, — сказал я, откинувшись на кресле и утвердительно кивнув. — Вы именно так и думали.

— Теперь снова посмотрим на ситуацию. — Бад опять встал и начал ходить туда-сюда. — Вспомним о проблеме: я недостаточно занимался делом, не был в нем заинтересован, не разделял общих идей и мешал коллегам, работавшим над сделкой. Все это верно. Это и есть проблема, причем большая. Но существует сложность еще масштабнее — о ней-то я и хочу с вами поговорить.

Я был весь внимание.

— Основная проблема заключалась в том, что я вообще не понимал сути проблемы.

Бад помедлил немного, а потом, наклонившись ко мне, проговорил тихо и серьезно:

— Нельзя решить задачу, например, недостатка заинтересованности в деле без решения более крупного вопроса: что я этого недостатка не ощущаю.

Тут мне вдруг стало не по себе, и я снова надел на лицо маску невозмутимости. Погрузившись в историю Бада, я забыл, что он рассказывает ее не просто так. Я увидел в ней себя. Итак, он думает, что большая проблема кроется во мне. Хотя я старался казаться холодным и отрешенным, мои лицо и уши начали пылать.